– Ты призываешь к войне, – заметил я.

– Нет, – ответил Мурумби. – Я призываю к тому, чтобы у нашей жизни появился хоть какой-то смысл. Вот ты упомянул мою жену и детей. Я не могу заплатить достойный выкуп – я должен ждать, пока не умрет отец и мне не достанется его скот или пока он не попросит меня вернуться в шамба. – Он укоризненно взглянул на меня: – Неужели ты не понимаешь, что мне остается надеяться либо на его милосердие, либо на его смерть? Уж лучше бы я украл женщину у масаи.

– Это не обсуждается, – сказал я. Кириньяга была создана для кикуйю, как и первоначальная Кириньяга в Кении.

– Я понимаю, это наша вера. Масаи тоже думают, что Нгаи создал Килиманджаро для них одних, – усмехнулся Мурумби. – Но я уже много дней думаю об этом, и знаешь, во что я верю? Я верю, что кикуйю и масаи были созданы друг для друга. Когда мы жили бок о бок в Кении, у каждого из наших племен были и цель, и смысл в жизни.

– Это оттого, что ты не знаешь историю Кении, – возразил я. – Масаи пришли с севера всего за столетие до европейцев. Это кочевники и бродяги, которые гоняют свои стада с одной зеленой поляны на другую. Кикуйю же – земледельцы, которые всегда жили на склоне священной горы. Мы жили рядом с масаи лишь считаные годы.

– Тогда дайте нам вакамба, луо, европейцев, в конце концов! – крикнул он, пытаясь скрыть свое отчаяние. – Ты так и не понял, что я хочу сказать. Не масаи мне нужны, а вызов!

– И этого же хотели Кейно, Ньюпо и Нбока?

– Да.

– И вы по-прежнему будете убивать себя, следуя их примеру, если так и не получите желанного вызова?

– Не знаю. Но я не хочу прожить жизнь, исполненную скуки.

– Сколько еще юношей в поселении испытывают те же чувства, что и ты?

– Сейчас? – уточнил Мурумби. – Я один. – Он замолчал, не мигая глядя на меня. – Но раз такие уже были, значит, они появятся снова.

– Не сомневаюсь, – тяжело вздохнул я. – Теперь, когда я понял природу проблемы, я вернусь к себе в бома и придумаю, как лучше решить этот вопрос.

– Такую проблему тебе не разрешить, мундумугу, это выше твоих сил, – сказал Мурумби, – она часть того сообщества, которое ты так настойчиво стараешься сохранить.

– Нет проблемы, у которой нет решения, – промолвил я.

– Вот же она, – убежденно ответил Мурумби.

Я оставил его у пепелища, сильно сомневаясь, что он так уж неправ.

Целых три дня я провел в одиночестве на своем холме. Я не спускался в деревню, не совещался со старейшинами. Когда старому Сибоки понадобилась новая порция мази, я отправил ее с Ндеми, а когда настало время обновлять заклятия на пугалах, я объяснил Ндеми, как справиться с этим, и отправил его вместо себя, ведь я был занят куда более серьезной проблемой. В некоторых культурах, насколько мне было известно, самоубийство считалось весьма почетным способом разрешения определенных вопросов, но кикуйю никогда не относились к ним.

Более того, мы создали на этой планете Утопию, а признать самоубийства, происходящие время от времени, значило, что это не Утопия для всех, живущих здесь, что, в свою очередь, означало, что это вовсе не Утопия.

Однако мы строили Утопию в строгом соответствии с законами традиционного общества кикуйю, которое существовало в Кении до прихода европейцев. Именно европейцы, а вовсе не сами кикуйю, начали перемены в нашем обществе насильственными методами – следовательно, я никак не мог позволить Мурумби изменить наш образ жизни.

Самый очевидный выход из положения – это каким-то образом воодушевить его – и других, подобных ему, – на эмиграцию в Кению, но об этом не может быть и речи. Сам я получил образование в Англии и Америке, но кикуйю, живущие на Кириньяге, в большинстве своем были людьми, которые настаивали на традиционном образе жизни на Кириньяге (правительство Кении считало таких фанатиками и было только радо избавиться от них). Это означало, что они не только не справятся с техникой, пронизывавшей насквозь все кенийское общество, но и не смогут научиться ею управлять, поскольку не умеют ни читать, ни писать.

Поэтому Мурумби и те, кто наверняка последует за ним, не смогут улететь ни в Кению, ни куда-либо еще. Значит, они должны остаться.

Раз они остаются, то есть только три возможных выхода из положения, каждый из которых никуда не годится.

Вариант первый: юноши будут время от времени сдаваться и заканчивать жизнь самоубийством, как четверо их товарищей. Этого я не мог позволить.

Второй вариант: они постепенно привыкнут к ленивой и праздной жизни, которую ведут многие мужчины кикуйю, и даже начнут наслаждаться ею и защищать ее, как и все прочие жители деревни. Этого просто не могло случиться.

И третий вариант: я мог принять предложение Мурумби и пустить масаи и вакамба на северные равнины, но это будет глумлением над всеми нашими усилиями сделать Кириньягу планетой для одних кикуйю. Этот вариант я даже не рассматривал, ибо я не позволю разразиться войне, которая уничтожит нашу утопию ради его утопии.

Три дня и три ночи я искал четвертый вариант. Утром четвертого дня, плотно завернувшись в одеяло, чтобы защититься от ночного холода, я вышел из своей хижины и разжег огонь.

Ндеми, как обычно, опоздал. Когда он наконец пришел, то сел на землю и, потирая правую ступню, объяснил, что подвернул ее, поднимаясь на холм. Однако я, ничуть не удивившись, подметил, что, уходя с моими бурдюками, он прихрамывал на левую ногу.

Вернувшись, он приступил к выполнению своих обычных обязанностей – собирал хворост и выметал сухие листья за пределы бома. Я молча наблюдал за ним. Я выбрал его себе в ученики и в преемники, поскольку он был самым умным и талантливым из всех детишек. Именно Ндеми придумывал новые игры и всегда был вожаком. Когда я проходил мимо стайки ребятишек, Ндеми первым просил меня рассказать какую-нибудь историю и быстрее всех улавливал скрытую мораль сказки.

Короче говоря, он был бы идеальным кандидатом для самоубийства через пару лет, если б я не предотвратил это, взяв его себе в помощники.

– Садись, Ндеми, – сказал я, когда он закончил подметать листья и бросил мусор на гаснущие угли костра.

Он опустился рядом со мной.

– Что мы будем изучать сегодня, Кориба? – спросил он.

– Сегодня мы просто поговорим, – сказал я. Он явно расстроился, и я быстро добавил: – У меня есть одна проблема, и я надеюсь, что ты поможешь мне ее решить.

Он опять оживился.

– Проблема – это юноши, что