— Я ежедневно тренирую вестибулярный аппарат, — нравоучительно подняв палец, четко, почти по слогам объясняет Вонка, пока мы плавно движемся вверх по диагонали.

— Да какой бы хороший он ни был, так нельзя стоять — это противоречит законам физики. Ты противоречишь законам физики. Ты невозможен! А какой тут вывод? — вслух рассуждаю я. — Ты не существуешь.

— О-у, — вздрагивает Вонка. Его голос звучит почти расстроенно. — Надо же. Мне это в голову не приходило. Я всегда был уверен, что я существую. Но минуточку, а почему ты меня видишь тогда?

— Не знаю. Может, я сплю?

Вонка так широко открывает рот, набирая воздуха в легкие, словно собирается сдуть меня с лица земли, но в итоге, не найдя, чем возразить, обреченно закрывает его.

— Не волнуйся, — смеясь, я утешительно треплю его за локоть. — Обещаю подольше не просыпаться. Мне нравится этот сон.

Тут выясняется, что лифт замедлился с той же целью, с какой замедляются вагончики на аттракционах: чтобы выдержать паузу, заставив пассажиров заранее предвкушать весь ужас свободного падения, а потом уйти почти в отвесное пике. Вжавшись в угол, я закрываю лицо руками, обещая себе больше никогда не использовать эту машину ада. Вонка, который во время всех кульбитов даже не шелохнулся (что заставляет меня думать об их спланированности), оборачивается с торжествующим видом:

— А я нашел пробел в твоей логике, Элли. Почему ты думаешь, что если я невозможен, то я не существую? Невозможное только кажется нам таковым. Если на минуточку мы забудем о том, почему оно невозможно, то оно станет возможным. Так что можешь радоваться, Элли, ты не спишь!

— Лучше бы… лучше бы я спала, — стону я. — Пожалуйста, замедли лифт. Мне нель… Я умру, если мы не остановимся!

— Ох, Элли, какая же ты неженка, — манерно тянет Вонка, но все-таки нажимает на заветную кнопочку, заставив кошмарный лифт сбавить обороты.

— Спасибо! Я тебя люблю!

— Я помню.

На суше встречает нас белая дверь в форме арки с причудливыми иероглифами по краям. Радуясь спасению от тряски, я поворачиваю ручку и уверенно пересекаю порог… Чтобы через долю секунды вновь оказаться с противоположной стороны и, прижавшись спиной к стене, трястись от омерзения и страха.

— Там з-з-змеи.

— Не змеи, — назидательно поправляет Вонка. — Серпенты. Большая разница. Когда ты сказала, что о них слышала, я сразу заподозрил, что ты привираешь. Так вот, к твоему сведению, серпенты родом из Великании и в среднем длина одной особи составляет двадцать метров. Они быстры, хитры, очень прожорливы и очень опасны. А главное, они вдыхают кислород, а выдыхают сахарную пудру!

— З-зачем мы здесь? — упавшим голосом спрашиваю я.

— Это сюрприз, Элли, минутку терпения, и ты все увидишь! Нам всего-то нужно пересечь Комнату серпентов.

От словосочетания «пересечь Комнату серпентов» у меня во рту становится совсем сухо. Перед глазами встает только что увиденная картинка длинных, фосфорно ярких змеев всех цветов радуги, переплетающихся в огромные, шипящие клубки, которые, стоило мне открыть дверь, синхронно подняли головы размером с дыни и угрожающе высунули раздвоенные язычки. Уже достаточно, чтобы усугубить мою бессонницу и подарить ночным кошмарам новый сюжет.

— Я туда не пойду!

— Не будь трусишкой, — закатывает глаза Вонка. — Я хочу показать тебе кое-что.

— Это… это точно безопасно?

— Это очень-очень опасно, я же сказал. Серпенты быстры, хитры, очень прожорливы и очень опасны. Когда я впервые встретился с ними в Великании, меня не съели только потому, что не могли определиться, кому я достанусь. Пока они сражались за это право, я сумел убедить их, что не очень вкусный, и пообещать им много всего вкусного, если они согласятся поехать на фабрику. Так что меня вряд ли съедят. Насчет тебя я не уверен, но мы будем надеяться на лучшее — да, Элли? — радостно подмигивает он, пока я чувствую, как пол медленно уходит из под ног.

— А есть другой способ добраться до той комнаты? Ну, не пересекая этих серпентов? — хватаюсь я за последнюю соломинку, но Вонка категорично мотает головой:

— Нет.

Он широко распахивает дверь и, не дрогнув, заходит внутрь, не обращая внимания на взгляды десятков пар немигающих глаз, прикованных к нему.

— Элли, — подзывает он командирским жестом. — Сюда. Где ты там застряла?

Пока он не успел продвинуться сильно вперед, я делаю скачок и практически повисаю на его бархатном плече.

— Извини, но я бы предпочел, чтобы мне не отрывали руку, — вежливо говорит Вонка, однако я, издав нечленораздельный звук, лишь крепче стискиваю ее, чтобы он не смог вырваться.

Так все же меня вряд ли съедят. К тому же можно зажмурить глаза и, чувствуя под ногами мягкий ковер сахарной пудры вперемешку со змеиными туловищами, нестройно семенить рядом. Пару раз Вонка пытается дернуть плечом, но быстро оставляет эту затею: куда там, я вцепилась в нее, как коала в древесный ствол.

Поэтому то, как именно мы добрались до следующей комнаты, для меня нерешенная загадка. Главное, что серпенты оказались отделенными от нас прочной дверью.

— Это и есть то, что ты хотел мне показать? — спрашиваю я, разглядывая длинные ряды полок, заполненных склянками разных форм и размеров с разноцветными жидкостями внутри. Будто комната с колдовскими снадобьями из сказки про волшебников. Все пузырьки отступают друг от друга на одно и то же расстояние, с точностью до миллиметра, словно чтобы поставить новый флакон на полку, кто-то использовал линейку. Стены здесь выкрашены в уютный коралловый, под ногами — полосатые циновки, и кругом, буквально повсюду, настольные, напольные, настенные лампы с красными абажурами.

Я верчу головой по сторонам, чувствуя, как по мне внахлест бьет детское воспоминание. Однажды зимой, когда были живы мамины родители и она еще не знала Саймона, мама повезла меня на зимние каникулы за город к бабушке. Как же я противилась, думая, что меня ждет холодный дом, пропахший пылью и таблетками, одиноко стоящий в лесной глуши, и не догадываясь даже, что эти каникулы потом запомню на всю жизнь. В особенности один день или даже, вернее сказать, один миг. Это мгновение, когда под вечер я, проваливаясь по колено в сугробы, иду обратно после бурного, радостного дня, проведенного на ледяной горке с соседскими ребятами, когда мы, громко крича и хохоча от восторга, съезжали вниз кто на санках, кто на ледянках, кто на старых автомобильных шинах. И вот в небе уже россыпью горят звезды, куда ближе и ярче, чем