Шрифт:
Закладка:
Надо прощаться.
Мой беспечный день затянулся, самое время возвращаться к невыносимой легкости бытия, поэтому первый раз я сама ищу взглядом Алехандро, лавирую среди всех к нему.
— Уже вечер, мне пора уходить.
— Я тебе провожу, — он вызывается.
А я качаю головой, повторяю второй раз за день свои же слова:
— Не стоит.
[1] Bella(исп.) — красавица
[2]Дефенестрация — событие, присущее для чешский истории и заключающееся в выбрасывания кого-либо или чего-либо из окна.
В истории Чехии насчитывается как минимум две Пражские дефенестрации: первая в 1419 году, вторая в 1618 году. Вторая дефенестрация стала началом восстания чешских сословий против власти Габсбургов, а также началом Тридцатилетней войны.
Я приглашаю на обзорную экскурсию по Либерцу. Больше информации, картинок, видео. Раздел блоги: «По дорогам Чехии: Либерец».
Глава 21
Апрель, 6
Либерец, Чехия
Дим
Бэлла красавица.
Из тех красавиц, в честь которых слагали когда-то сонеты и совершали подвиги. Из тех, при виде которых дар речи пропадает, а мозг вырубает начисто. И вслед таким, как она, оборачиваются, сворачивают шеи, попадают… на секционный стол, ибо со свернутой шеей люди долго не живут.
Бэлла, вскрывая легко и непринужденно, это подтвердит.
Страшная женщина.
Что ждёт меня на крыльце морга, отстукивает каблуками ей одной известный ритм, сверкает завораживающей улыбкой.
— Добрый день героям, — она произносит напевно.
Ехидно.
Щурит чёрные и прекрасные очи, сканирует взглядом с ног до головы, пока я подхожу, останавливаюсь на пару ступеней ниже её, чтобы в красивые и огромные глаза смотреть было удобней.
Роста в Бэлле метр с кепкой.
И за два года, что мы не виделись, она совсем не изменилась.
— Только твоего напоминания и не хватало, — я хмыкаю.
А Бэлла фыркает:
— Весь город трещит, я не могла смолчать, — она манит меня пальцем, клюет холодными губами в послушно подставленную щеку. — Я рада тебя видеть, Дима. И я также рада, что с тобой всё в порядке.
Голос в конце фразы её подводит.
Съезжает.
И «в порядке» — это не про пожар, за который бывший муж Бэллы в лице Андрея сегодня почти час, ни разу не повторившись, крыл меня отборным матом, заткнулся только после того, как я попросил помочь найти судмедэксперта в Либерце.
Долго искать не пришлось.
— Ондра… рассказывал, — Бэлла согласно кивает, отвечает на мой незаданный вопрос, пожимает плечами, добавляет, как само собой разумеющееся. — Он за тебя переживает.
Волнуется.
Поэтому договорился, выполняя мою первую за полгода просьбу, Андрей бы даже с чёртом лысым, лишь бы я звонил и спрашивал, а не продолжал методично нажираться. И то, что мне вдруг понадобился морг, его не смутило.
Главное, мне стало интересно что-то, помимо выпивки.
Пусть и трупы.
— Бэлла…
— Пойдем внутрь, — она вздыхает.
Приглашает.
Открывает дверь, которую я перехватываю, придерживаю, пропуская её первой, на что Бэлла иронично бровь вскидывает, но не возражает, заходит.
Идёт, звонко отстукивая каблуками, по длинному и пустому коридору, по обе стороны которого закрытые двери. И свет над железной дверью в конце этого белоснежного тоннеля выглядит очень даже символично.
— Я ещё не успела начать, — Бэлла сообщает на ходу.
Толкает стремительно одну из дверей, заходит в кабинет и, повесив стянутую куртку, вопросительно смотрит на меня:
— Я ведь правильно поняла Ондру, что тебя интересует сегодняшний погорелец?
— Правильно, — я соглашаюсь.
Оглядываюсь и в кресло для посетителей сажусь.
Не морщусь.
Пусть и кажется, что ни с чем не сравнимый и незабываемый запах морга витает даже здесь, оседает в волосах и на коже, въедается. И можно будет литрами изводить шампунь и гель, но не отмыться, не вымоется так просто эта вонь.
Я знаю и помню.
И зря я считал, что сто лет не бывал на вскрытиях и всё забыл.
Не забыл.
— Героя мучает совесть, что не всех спасти удалось? — Бэлла усмехается, усаживается на своё место за стол.
И тонкие пальцы домиком она складывает.
И представить, что хрупкая красавица Бэлла этими же пальцами хладнокровно вырывает органокомплексы, невозможно.
Не верится.
— Меня мучает, — локти я умещаю на стол, зеркалю её жест, сообщаю, — пан Герберт, живущий в этом доме, сгорел или кто-то другой. И если он, то был ли этот случай несчастным.
— Дима, — заговаривает она далеко не сразу, изучает взглядом, и, как капает где-то вода, я послушать успеваю, — признавайся, это Квета куда-то влезла?
— Влезла, — я признаюсь.
Не кривлюсь.
Хотя от упоминания Север скривиться хочется куда больше, чем от запаха.
Попрыгунья Стрекоза, как настоящая стрекоза и коза заодно, упорхнула, сбежала в компании пижонистого индюка с пожарища, старательно не заметила меня и не услышала.
Ведьма.
На которую пижонистый индюк пальто свое накидывал галантно и заботливо, лез не менее заботливо и, мать его, галантно с платком стирать непонятно что с её лица. И Ветка не отстранялась, позволяла ему, а значит знакомы они были хорошо, иначе бы она не позволила, иначе бы она в принципе не дала так близко подойти…
Се-вер.
Только с ней всегда можно разогнаться от сожаления до ярости за полсекунды, испытать весь спектр эмоций и чувств за минуту. И лишь перед ней хочется извиниться, а в следующее мгновение столь же нестерпимо хочется её прибить.
И зубы, чтоб ими звучно не заскрежетать, приходится сцепить.
— А она молодец, — Бэлла вывод делает внезапный, смеётся вдруг. — Ты наконец-то стал похож на человека.
— Бэлла…
— Что? — она веселится, откидывается на спинку огромного кресла, и глаза её чёрные весельем блестят. — Ондра сломал голову, как тебе помочь. А Ветке всего лишь понадобилось остаться собой и вляпаться в неприятности.
— Для бывшей жены ты слишком хорошо осведомлена о душевном состоянии бывшего мужа, — я скриплю недовольно.
Раздражённо.
Но Бэлла только насмешливо улыбается, двигает ко мне папку:
— Смотри, тут анамнез жизни пана Герберта Вице. Нам обалдеть как повезло, ему клапан сердца протезировали. Механический. Так что, считай, если найдем, то пана опознаем. Ты как? Тут подождешь или сам поищешь?
Бэлла снова щурится.
Подначивает, вопрошая обеспокоенно и крайне заботливо:
— Желудок нежный?
— Не нежный, — папку, бегло пробежав глазами, я закрываю.
Встаю решительно.
И Андрею, что правильно развёлся с этой заразой, я скажу, посочувствую. Получу в ответ не менее едкое сочувствие, ибо до Север Бэлле всё одно далеко.
И с этим придётся соглашаться.
Бэлле свернуть шею, по крайней мере, у меня желания не возникает.
— Тогда поможешь, — она довольно хлопает рукой по столу, сверкает слишком радостной улыбкой. — Оно, конечно, не по правилам, но никто не узнает. Мой ассистент ещё утром
