Я аккуратно постучала в крашенную зеленой краской калитку самого большого дома – уж его-то хозяева вряд ли остались ждать немцев! Никто не ответил, я просунула руку в щель между калиткой и забором и ловко открыла щеколду, как меня научила Шурка. Хромая, я добралась до высокого порога, вскарабкалась по ступенькам и стала дробно стучать в стеклянную дверь террасы. Опять никто не отозвался. Тогда я вытащила из красного кисета свою бесценную отмычку, открыла дверь без особого труда и остановилась, прислушиваясь – а вдруг кто-нибудь все-таки затаился в глубине дома и готовится к атаке на меня.

Но дом словно спал – «ни слова, о друг мой, ни вздоха!» – вспомнила я вдруг романс, который Рената пела под аккомпанемент Евы сто лет назад в другой жизни. Хромать уже не имело смысла, а нужно было, наоборот, двигаться легко и бесшумно. Я толкнула первую дверь и не ошиблась – это была кухня, полная самых необходимых вещей. Но прежде чем приняться за опустошение кухни, я поспешила найти уборную, чтобы опустошить свой желудок и мочевой пузырь. Кто не делал этого после долгого воздержания, тот не знает, что такое счастье! Тем более что в бачке сохранилось немного воды, которой удалось смыть следы моего хулиганства.

Понимая, что транспорта у меня нет никакого, даже детского велосипеда, и что не следует привлекать к себе внимание большим грузом, я нашла в чулане пустой мешок и начала наполнять его медленно и вдумчиво. Две кастрюли, три тарелки, четыре ложки и два ножа, небольшую пачку газет на подтирку и – о чудо! – нетронутую коробку спичек! Ах да, еще четыре чашки и два полотенца, чтобы все это добро не гремело. Хорошо бы еще прихватить пару простыней, но влезут ли они в мешок? Да и не хотелось идти шарить в других комнатах, а лучше было пошарить на кухонных полках, где я нашла пачку риса и солонку, полную соли.

Пора было убираться с такой славной добычей, пока меня не застукали – в этом доме явно никто не жил, но кто-то его охранял, иначе его бы давно разграбили. Я аккуратно захлопнула за собой дверь и спустилась с порога, как вдруг услыхала вдали чьи-то неспешные шаги. Я прислушалась – шаги приближались. Я не решилась выскочить на улицу, опасаясь столкнуться с хозяином шагов, а наоборот, быстро обогнула дом и легла в высокую траву за кустом сирени.

Больше всего меня мучила тревога – закрыла ли я за собой щеколду, но Шуркина наука меня не подвела: щеколда щелкнула – значит, закрыла! – и калитка отворилась. Следующий вопрос был бы смешным, если бы не был вопросом жизни и смерти – выветрился ли в коридоре запах моих похождений в уборной? Тем более что по дорожке от калитки к дому подходил вчерашний управдом, а ему уж точно не следовало попадаться на глаза.

Управдом вошел ненадолго – наверно, именно он охранял этот дом. Похоже, он не нашел внутри ничего подозрительного, – надеюсь, кастрюли и тарелки он не пересчитывал, – и быстро вышел, тем более что из-за забора два детских голоса пропищали:

– Деда, мы в школу опоздаем!

И тут я вспомнила, что в прошлой жизни, в которой у меня был дом и Шурка, на сегодня было назначено торжественное собрание по поводу окончания учебного года. Я даже должна была играть роль Бабы-Яги в спектакле, подготовленном нашим классом для этого собрания. Каким это все показалось мне сейчас далеким и ненужным!

Зато в связи с подготовкой роли я изучила кое-какие правила гримировки и потому решила снова вернуться в уже знакомый мне дом в расчете, что управдом пошел со своими внуками в школу на выпускной праздник. Спрятав свой мешок в кустах, я быстро отперла дверь, вошла в коридор и надежно ее заперла, после чего отправилась в ванную комнату, где раньше мельком увидела большое зеркало. Мое отражение в зеркале выглядело крайне странно: как я ни старалась горбиться и хромать, старушка из меня ни за что не получалась – меня выдавало детское личико и школьные косички. Спешить было некуда, я расплела косички и занялась созданием образа старушки.

Видно, хозяева собрались в отъезд очень спешно и бросили в ванной кучу необходимых мне предметов. Я нашла пачку шпилек и заколола волосы в большой пучок на затылке, на который криво напялила Евину голубую шляпку. Теперь голова моя выглядела бы вполне убедительно, если бы не лицо. Порывшись в ящиках, я нашла губную помаду и несколько цветных карандашей. Подмазав губы поярче, я выбрала коричневый карандаш и смело нарисовала на щеках и под глазами сеточку тонких морщинок. Но чего-то явно не хватало. Я представила себе лицо Сабины и увидела две глубокие складки, сбегающие от носа вниз к подбородку. Нарисовать эти складки было гораздо сложнее, чем морщинки вокруг глаз, но в конце концов я с ними справилась.

Расческу, помаду и карандаш я прихватила с собой, а по пути к выходу заметила в углу чистое ведро и решила прихватить его тоже. В саду я перегрузила мелкие предметы в ведро, а облегченный мешок перекинула через плечо и, хромая на обе ноги, выбралась на улицу. Там никого не было, а если кто и видел меня из окна, то наверняка принял за хромую старушку. Я без приключений добралась до нашего подвала и почувствовала, что мне пора поесть – мой живот сверху донизу стиснула сильная боль. Вот беда, у меня было все для рисовой каши: кастрюля, рис, вода и спички, – не было только плиты. Нужно было снова отправляться на охоту. Тем более что жалко было не использовать до конца мой замечательный грим. Я спрятала свою ценную добычу под самое рваное кресло, чтобы никто не украл, и пустилась в путь, очень естественно хромая, – очень уж крутило в животе.

Украсть плиту или «буржуйку» мне было бы не под силу, но я могла смастерить костер между двух камней, на которых хорошо бы уместилась кастрюля. Но оказалось, что найти подходящие камни трудней, чем обшарить десяток чужих квартир. Потому что камней не было нигде. Я, хромая, добрела до Зоосада и двинулась дальше вдоль забора, хотя ходить в Ренатиных туфлях было непросто! И главное, напрасно – ну хоть бы один камешек попался для смеха! Впрочем, одного мне было мало, нужны были, по крайней мере, два. Я даже хромать перестала – какой смысл хромать так далеко