Шрифт:
Закладка:
— Знаю… Мне правда очень жаль, что так вышло.
— Как ты мог бросить Наталию в такой тяжелый для нее момент? Бедная девочка страдала, плакала, переживала, чуть не довела себя до желания покончить с собой… Она бы точно наглоталась таблеток или вскрыла себе вены, если бы Терренс и Ракель вовремя не оказались рядом. Не только бы ее насильник был виноват в смерти Наталии, но и ты тоже. Потому что ты унижал, оскорблял и издевался над ней!
— Нет, мама, прошу, не говори такие ужасные вещи! — ужасается Эдвард, широко распахнув глаза. — Я не знаю, что сделал бы, если бы Наталия и правда покончила с собой. Я… Я бы не простил себя.
— И вместо того, чтобы помогать своей девушке пережить этот ужас, ты строил из себя героя и занимался глупыми вещами. Тебе бы с большей охотой высказали благодарность за это. А не за твои попытки бороться с дядей и вмешиваться в дело, которое тебя не касается.
— Мне правда очень жаль, — с жалостью во взгляде говорит Эдвард. — Я должен был догадаться, что все было гораздо хуже, чем казалось… Но сама подумай, что я должен был подумать, когда увидел фотографии со своей голой девушкой, которая целуется и обнимается с какой-то обезьяной? Кто бы мыслил адекватно, увидев ТАКОЕ? Как будто Терренс не пришел бы в бешенство, увидев полуголую Ракель в объятиях другого мужика. Как будто кто-то другой не потерял голову и позволил ненависти овладеть им!
— Я понимаю, что ты ревновал ее, и тебе было обидно. И знаю, что в подобных случаях сохранять голову холодной очень тяжело. Но ты мог бы сначала разобраться во всем, а не начинать разбрасываться обвинениями. Успокоить бедную Наталию, не давить на нее, обратить внимание на ее состояние. На ее реакцию на те фотографии.
— Думаю, мне просто нужен был кто-то, кто буквально окатил бы меня ледяной водой или залупил пощечину. Только так я смог бы очнуться и попробовать выяснить все без криков, оскорблений и обвинений во лжи и измене. Но к сожалению, я промолчал. И молчал до того дня, когда Терренс и Ракель не поймали нас с Наталией на ругани.
— Говоришь правильные вещи. Тебе и правда нужен был кто-то, кто не дал бы тебе прийти в ярость и довести девочку до такого состояния.
— Знаю… — Эдвард переводит взгляд в пол. — Но теперь уже слишком поздно что-то говорить…
— Очень жаль, что поздно. Ты бы вполне мог избежать всего этого, если бы был хоть чуточку умнее и постарался бы преодолеть злость и ревность, поделиться этим с другим человеком и разобраться во всем.
— Ты не поймешь, что я тогда чувствовал. Вряд ли ты ревновала отца к какой-нибудь женщине, даже если она была бы просто его коллегой.
— Нет, Эдвард, ты ошибаешься, — качает головой Ребекка. — Когда я была совсем молодой, то было много случаев, когда твой отец заставлял меня понервничать. Когда мы жили вместе, он никогда не изменял мне, но я могла сгорать от ревности, если видела, как Джейми разговаривал с какой-нибудь девушкой и мило улыбался ей. Знаешь, как мне хотелось подлететь к ней и вырвать все ее волосы.
— Правда?
— Да и были случаи, когда твой отец тоже ревновал меня к некоторым парням. Конечно, он не выражал прямо-таки откровенного возмущения, но я видела, как Джейми сильно нервничал и недобро смотрел на тех парней. Мы оба общались с противоположным полом исключительно как знакомые или друзья.
— А потом что? Неужели ревность прошла?
— Да, со временем я научилась бороться с ревностью и начать доверять твоему отцу, спокойно воспринимая его общение с другими женщинами. Правда, уже после того, как мы разошлись.
— Разве можно научиться не ревновать свою вторую половину к любому прохожему? — хмуро интересуется Эдвард. — И избавиться от мысли, что какая-то девчонка или какой-то парень хочет украсть у тебя любимого человека, который так мило с кем-то разговаривает.
— Конечно, можно. Может, люди годами учатся держать эмоции под контролем. Нет ничего такого в том, что ты словно дикое животное борешься за свою территорию и за то, что принадлежит тебе. Но это не значит, что надо видеть в каждом прохожем потенциального соперника. Только лишь слишком одержимые люди страдают от жуткой ревности к каждому столбу и даже собственной семье и требует, чтобы все внимание доставалось только им.
— Неужели ты хочешь сказать, что раз я такой ревнивый и буквально нападаю на каждого, кто подойдет к моей девушке, то это говорит о моей болезненной ревности?
— Нет, я не говорю, что ты какой-то больной. Просто тебе надо относиться к этому проще. Посмотри, твой брат и его невеста в первое время тоже страдали от этого. Терренс также позволил ревности овладеть им, когда ему сообщили, что Ракель якобы изменяла ему с другим. А как она злилась, когда увидела своего жениха в объятиях Рэйчел, и едва не выдрала ей все волосы! Однако они смогли научиться доверять друг другу и контролировать свои эмоции. Даже если оба известны по всему миру, и каждый парень влюблен в твою будущую невестку, а каждая девочка мечтает быть с твоим братом. Терренс и Ракель знают, что никто, кроме друг друга, им не нужен, и спокойно относятся к общению с противоположным полом.
— Нет, мне кажется, бороться с ревностью практически невозможно. — Эдвард медленно проводит рукой по своим волосам. — Может, я спокойно отношусь к общению девушки с семьей и близкими друзьями, но начинаю жутко нервничать, когда она общается с чужаками. Это как будто какое-то посягательство на то, что принадлежит мне. Я не хочу, чтобы моя девушка принадлежала еще кому-то.
— Я понимаю твое нежелание делить девушку с другими. Это нормально, что мужчина хочет, чтобы она была только его, да и девушка имеет право ревностно охранять свое и буквально драться со всеми, кто стреляет глазками в сторону ее возлюбленного. Не знаю… Может, ты просто боишься лишиться тепла, любви и заботы, которые тебе дает девушка, и которых тебе, по твоим словам, так не хватает. И поэтому так бурно реагируешь. Но все же в небольшой ревности нет ничего критичного.
— Постарайся понять мои чувства. Постарайся понять причины, по которым я так поступил. Я не оправдываюсь, но все это имеет объяснение — жуткая ревность и обида от мысли, что меня предала девушка, которую так сильно любил.
— Я уже сказала, что
