из нее и запирает ее на ключ. А затем он, сильно сутулившись, таким же шагом направляется ко входной двери, открывает ее с помощью дубликата ключа и заходит в дом. Положив связку рядом с дверью, Эдвард устало скидывает с себя светло-бежевую куртку и кладет ее на диван в гостиной, куда он только что приковылял. Мужчина медленно окидывает своим усталым взглядом, полным печали, всю гостиную, подходит к лестнице, садится на одну из ступенек, сгибается пополам, опирается локтями о колени и запускает пальцы в свои волосы, чувствуя себя просто ужасно во всех смыслах.

Теперь, когда никто не видит, мужчина позволяет себе перестать делать вид, что он абсолютно хладнокровен и собран, а его самочувствие после сильного удара головой хоть и чуточку улучшилось, но все равно еще не очень хорошее. МакКлайф-младший все еще чувствует слабость и был вынужден буквально собирать себя по частям, чтобы всем видом показать, что он в порядке. Впрочем, мысль о том, что он должен доказать всем, что они неправильно его поняли и помочь своей бывшей возлюбленной, помогает ему держаться и превозмогать любую душевную и физическую боль. Эдвард одержим сильной ненавистью и отвращением. Не к кому-то из тех, с кем он успел поругаться. А к себе. Ему безумно стыдно за все свои поступки, и он готов на все, лишь избежать позора, который с головой накрывает его. Вроде бы мужчина хочет исчезнуть с глаз долой из страха смотреть кому-то в глаза, а вроде понимает, что не имеет права поджать хвост и спрятаться в кусты.

В какой-то момент на Эдварда, который медленно встает со ступенек и начинает ходить по всей просторной гостиной и окидывать взглядом все, что видит, нападает ностальгия по тем временам, когда он встречался с Наталией. Когда проводил с ней, пожалуй, самые лучшие дни в своей жизни. О тех днях, от которых остались лишь прекрасные воспоминаний, которые хоть и греют душу, но больше никогда не могут быть пережиты вновь. Может быть, раньше это была всего лишь влюбленность — приятное чувство, приносящее радость и заставляющее широко улыбаться. Но сейчас его чувства стали сильнее. Эдварду безумно тоскливо без Наталии. Он не видит рядом какую-то другую девушку, кроме той единственной, которую он любит, но потерял по своей глупости. Только сейчас мужчина понимает, как сильно ему нужна эта миловидная блондинка, с которой он чувствовал себя так хорошо. Дававшая ему ту любовь и ту заботу, которых был лишен в далеком детстве.

Немного позже Эдвард, взяв в руки какую-то безделушку со столика и немного повертев ее в руках, вспоминает свой первый поцелуй с Наталией. Он невольно улыбается, пока медленно подходит к какой-то большой картине с изображением девушки, явно родившейся не в этом веке. И чувствует, как его сердце начинает биться намного чаще от воспоминаний того особенного, незабываемого момента. Мужчина едва помнит, как им овладели чувства, которым просто невозможно было сопротивляться. Но Эдвард не забыл, какие у девушки губы — невероятно мягкие, слегка горячие, с цветочным ароматом. Для него было огромным удовольствием целовать ее и вдыхать головокружительный аромат ее гладкой кожи и шелковистых белокурых волос. Мужчина никогда не забудет эти ощущения. И навсегда сохранит воспоминания о проведенном с Наталией времени в своем сердце.

Пока Эдвард медленно ходит по гостиной и с грустью во взгляде осматривает и трогает все что видит, он все больше погружается в омут воспоминаний, которые одновременно согревают ему душу и наводят на него печаль. Но в какой-то момент останавливается где-то посредине и уставляет свой усталый, подавленный взгляд в одну точку. А вскоре ему приходиться вернуться в реальность, так как он слышит чьи-то шаги, что раздаются все ближе и ближе. Мужчина резко разворачивается и переводит свой взгляд туда, откуда раздаются эти звуки. Оказалось, что Ребекка медленно спускается по лестнице на первый этаж и идет на кухню или куда-то еще. Женщина бросает короткий взгляд на своего сына, но резко отводит его и продолжает идти. Эдвард понимает, что хочет поговорить со своей матерью и поэтому неуверенно окликает ее:

— Э-э-э… Мама…

Ребекка останавливается и медленно поворачивается в сторону Эдварда, смотря на него довольно грустным взглядом. Женщина ничего не говорит и просто смотрит на мужчину, который в этот момент присаживается на диван и начинает нервно ерзать на нем.

— Мы можем поговорить кое о чем? — неуверенно интересуется Эдвард.

— Поговорить? — без эмоций интересуется Ребекка. — Разве есть о чем?

— Да… Поговори со мной…

— Мне кажется, мы уже все обсудили в прошлый раз, и я услышала достаточно.

— Пожалуйста, мама, я тебя очень прошу. Я хочу объясниться и рассказать кое о чем, что… Сегодня произошло…

Ребекка пару секунд стоит на одном месте, а потом резко выдыхает и расслабляет напряженные плечи со словами:

— Хорошо, но только быстро. Я собираюсь перекусить и потом лечь спать.

Внешне холодная и хмурая Ребекка подходит к дивану, присаживается рядом с Эдвардом, сложивший руки перед собой и неуверенно смотрящий на свою мать, которой ему стыдно смотреть в глаза.

— Кстати, что у тебя с лицом? — интересуется Ребекка, смотря на лицо Эдварда и видя пару разных по размеру пластыря, и бросая взгляд на открытую часть его рук, также покрытые свежими синяками. — И с руками? Откуда у тебя столько синяков? Ты опять с кем-то подрался?

— Я все объясню уже по ходу дела, — тихо обещает Эдвард и на долю секунды переводит взгляд куда-то вниз. — Только я прошу выслушать меня и постараться хотя бы немного понять.

— Ладно, говори, — спокойно говорит Ребекка. — Я тебя слушаю.

— Понимаешь… — Эдвард берет небольшую паузу, во время которой рассматривает свои руки. — Я… По поводу нашего последнего разговора… Все, что ты сказала в прошлый раз…

Эдвард замолкает еще на пару секунд, понимая, как ему тяжело подбирать слова.

— Я много думал над тем, что ты сказала… Это… Это о многом заставило меня задуматься… И теперь… Теперь я могу сказать… Ох… Черт… Как же это тяжело…

Эдвард чувствует, как от волнения, ему немного тяжело дышать, а каждая мышца сильно сжимается. Но все же он, проведя руками по лицу, резко выдыхает и переводит взгляд на Ребекку.

— В общем ты была права, — с грустью во взгляде тихо говорит Эдвард. — Во всем, что говорила… Права в том, что судила меня за мои поступки, за мои слова, за мой ужасный характер… Я все прекрасно понимаю…

— Надо же… — удивляется Ребекка, покачав головой. — Какие вещи я слышу! Не уж-то ты начал понимать, что