Шрифт:
Закладка:
…- Принцесса, не торопись! — вежливо попросил Привратник. Кадомацу доползла до меча, кивнула (не поняв зачем), ухватилась за рукоять обеими руками… «Сейчас…»… Застряла, зараза…
Позади раздался легкий, но жуткий в легкости хруст — Кадомацу, как стояла на коленях, так и обернулась, сев на пол. Пальцы маленькой принцессы крепче сжали рукоять — пальцы Гюльдан выпустили рукояти шемширов Ануш… Неужто Гюльдан такая высокая⁈ И такая молодая⁈
Привратник держал лучницу за горло и любовался сделанным. Скосил глаза на объятую ужасом дьяволицу, небрежным взмахом потушил ещё тлеющую руку, и, подбросив, перехватил свою жертву лицом вперёд:
— Посмотри, принцесса!
…Гюльдан была ещё жива. Он не задушил её, а только сломал шейные позвонки, но и этого хватило — губы беззвучно шевелились, руки не двигались, вместе с крыльями судорожно вздрагивая в такт агонизирующих вздохов, из глаз по щекам, на обожженные пальцы ракшаса, текли последние слёзы — жизнь мучительно покидала юное тело. Карие глаза больше не отражали свет — в них отражался весь ужас принцессы, смотрящей в них…
Кадомацу молча, с невероятной силой, выдернула из пола застрявший меч, и, так и держа — обратным хватом, кинулась на десятирукого.
Воздух со свистом разошелся, пропуская дьяволицу. Привратник встретил её удар тремя клинками.
Метеа отскочила, в самом деле, как метеор, оказавшись с другой стороны — сокрушающий удар сверху пропал впустую. Привратник развернулся, на миг прижал её к краю моста — но она снова обманула его, выйдя из ловушки, и ранив одну из нижних рук.
Мгновения растягивались всё дольше и дольше, и, теперь даже не победа, а вот эти бесконечные секунды стали самоцелью яростной демоницы. Если раньше они только и делали, что спасали ей жизнь, то теперь, каждое мгновение, каждаяускользающая капля вселенской меры означала жизнь Гюльдан… ещё один удар её сердца…
…И, пусть собственное сердце уже не успевает — руки и ноги давно стали как чужие, о крыльях она и забыла, взор теперь постоянно застилала тёмно-пёстрая пелена подкатывающегося обморока — но и враг был на пределе. Огромная грудь вздымалась, как готовый взорваться вулкан, а руки с топором и булавой вообще не поднимались, бог знает сколько секунд. Даже хваленые скорость и выносливость ракшасов не выдерживали столкновения с яростью младших демонов разрушения — только жуткий щит из тела умирающей способен был на недолгий миг остановить безумную в ненависти дочь императора…
…Удар-защита-контратака — укол — и опять глаза Гюльдан перед нею. Прыжок-обман-захват-рывок-удар — и снова он заставляет делить последнюю боль подруги. Боги, да Гюльдан же всегда боялась боли — и смерти тоже. Поэтому и выбрала лук, и тренировалась с ним столько — потому что ничего страшнее боли вообразить себе не могла, а в рукопашную драться — как же без боли⁈ Она ещё маленькая была, обижалась, что её называют «трусихою», и по двое суток торчала на стрельбище, пытаясь доказать, что и такая она годная…
Кадомацу почти дотянулась до его шеи — ракшас отбил удар головой Гюльдан. Островерхий шлем слетел с головы суккубы, и тяжелая чёрная коса, упав с плеч, начала медленно разматываться на весу.
…«Зажмурь глаза. Не смотри на это. Это просто щит, щиты ты обходить умеешь, даже отбирать умеешь…» Она открыла глаза — коса распустилась на один оборот.
«Спокойно, вот он поднимает её вверх, значит, сейчас будет удар из-под щита… Ты же знаешь, что делать, забудь про Гюльдан — и поможешь Гюльдан…»
Второй виток косы распустился, задев её меч.
Метеа в контратаке проткнула остриём одну из рук, но видать, не ту — Привратник всё ещё держал Гюльдан.
…Третий виток развернулся — самый неспешный. Шемширы Ануш так и не выпали из рук её младшей сестрёнки — болтались на темляках, и теперь десятирукий сам их использовал, размахивая телом лучницы.
…Четвёртый виток распустился во время взмаха…
…Мацуко специально открывалась слева, провоцируя ракшаса на движение, с которого бы она могла атаковать руку — но время, время! Каждое мгновение имело цену жизни Гюльдан, она не имела права тянуть, выманивая выгодный удар! И снова — броском в атаку, выпад, отбитый в положении чуть ли не вниз головой, демоница запрыгнула прямо в сплетение рук, и, стоя раскалёнными ступнями на одной из них, попыталась дотянуться до какой-нибудь артерии. Он вышиб её ударом в лоб — и пришлось раскрывать крылья, чтобы не упасть. Шлем всё равно слетел — держался за спиной, но принцесса даже не побеспокоилась — в полёте ещё раз полоснула тушу лезвием, приземлилась за его спиной — а он развернулся — и поймал на выпаде её клинок между своими шестью…
…пятый виток распускался, когда она снова увидела лицо Гюльдан…
Метеа рванулась — и «Сосновая ветвь» с жалобным стоном разломилась в трёх местах… Осталась без оружия…
Последний виток косы распустился в чёрных волосах… Красивая волнистая копна разметалась по плечам покойницы и рукам убийцы…
— Смотри, принцесса! Видишь, как спокойна и нежна, стала твоя подруга⁈ — он теснил девушку дальше к лестнице, выставляя перед собой тело Гюльдан — Кадомацу отступала, ничего не оставалось — когтями такую тушу не расцарапаешь. Под ноги подвернулись какие-то ленты, девушка упала на мягкое — тряпки. Тряпки моментально вспыхнули, и сгорели, как бумага для фейерверков.
Ракшас надвинулся, пепел красиво разлетелся по полу:
— Столь прекрасной пэри не место на войне — она должна услаждать праведников в садах у Аллаха! Но не бойся! Душа твоей подруги уже там, и она научит тебя всему, что ты позабыла за мужским занятием!
— Для нас нет пути в твой Рай, Привратник, — тихо ответила демон: — Как ты ни хвали красу тела — в них ссылают души, отягчённые грехами и черной злобой.
— Нет, принцесса, — Привратник приблизился к её лицу и заглянул в глаза: — Привратнику дано читать в душах просителей. Я вижу, прекрасноокая, что твоя душа чиста, и не несёт вины, кроме той, которую сама на себя взвалила…
Метеа сжала кулак, и прочитала вовремя пришедшую на ум мантру. Замёрзший воздух сам сложился между пальцев в острый трёхгранный стилет-саи. Склонившийся слишком низко ракшас только успел скосить глаза — правый зрачок расширился, и Мацуко с силой вонзила туда сосульку.
Его отбросило на несколько шагов. Он задрал голову к потолку, и, испустив протяжный рёв, упал сначала на колени, потом — на
