— Госпожа, можно я поговорю с сыном наедине? Недолго, пару слов. Разрешите?

— Да, конечно, — отвечает она, вставая.

Мы с госпожой выходим к лестнице и встаем у длинной ограды. Дует легкий ветер, поднимая в небо песок и размывая горизонт. Через едва заметный туман мы видим людей. Рабочие волочат за собой телеги, ведра, лопаты и веревки. Кто-то стоит у карьера, кто-то тащит воду на спине, кто-то загружает скот, охраняет склады или следит за работой. А сколько еще людей под нами, под землей?

— Как их много, — шепчет Ларрэт, угадывая мои мысли. Она подходит к ограждению вплотную и завороженно смотрит на далекие фигуры людей. Ветер развевает ее распущенные волосы и плащ.

— Мне кажется, Цвэн сам уже не верит, — шепчет. — Я не знаю, как с ним говорить. Это тяжело. Айрону тяжелее, конечно. Знаешь, я тут подумала, что при любом раскладе мне придется с ним ладить. Мы должны остаться друзьями, иначе никак, он же возглавит отдел.

— Верно.

— Вен, а может проблема все-таки во мне? Мы так и не узнали, кто наложил проклятие. — Она говорит тихо, но я все же оглядываюсь и убеждаюсь, кто никого нет рядом. — А если это правда, и я не смогу родить наследника даже с тобой?

— Слова колдуньи — это полная чушь. Вот увидишь.

***

Через день Цвэн умирает.

Жестокая все-таки традиция. Родным хочется проводить своего близкого в последний путь, увидеть его напоследок, но надо ждать окончания траура. Десять дней — это много. Но нужно привыкнуть к разлуке, так заведено. А что такое душа? Что с нами всеми произойдет после смерти? Мы не знаем наверняка. Без этой правды тяжело жить, но приходится.

Мы не в том положении, чтобы горевать целыми днями, ведь наши жизни во что бы то ни стало продолжаются. На то и отведено десять дней, чтобы люди научились обходиться друг без друга.

Глава 14. Письмо

Спустя несколько дней после смерти отца Айрона скончался Крэйн. Он умер во сне. Днем ранее я познакомил его с Ларрэт, и все прошло замечательно, а вечером накануне мы с ним общались на арене Ордена. Ничто не предвещало беды. Мы разошлись, надеясь увидеться следующим вечером.

Крэйн сидел на первом ряду зрительской трибуны и наблюдал, как его подросшие ученики тренируют новобранцев. Он сказал мне, что он прожил не ту жизнь, которую хотел, но все же счастлив. Я навсегда запомню его последнюю улыбку.

Терять близких больно. Испытав это в восемь лет, я думал, что никого не подпущу близко к сердцу. Это было слишком самонадеянно и глупо. Замкнуться в себе и отгородиться от мира — значит умереть самому, отказаться от жизни.

Со временем боль утраты ослабевает. Нельзя сказать, что жизнь возвращается в прежнее русло. Многое меняется, что-то переосмысливаешь, но привыкаешь рано или поздно. Иногда накатывают воспоминания, и ты чувствуешь себя безумно одиноким, жаждешь снова увидеть человека и поговорить с ним. От осознания, что это невозможно, снова накатывает боль, порою более сильная. Но ты смиряешься и идешь дальше.

Жизнь — череда смирений. Будучи ребенком, я этого не понимал. Я не желал никому подчиняться: ни людям, ни обстоятельствам. В бесконечном сопротивлении я видел способ самозащиты. Теперь я понимаю: жизнь полна неурядиц, и только приняв это мы учимся ценить каждый ее день.

До заветного часа осталось сорок дней. Я могу не вспомнить, какой сегодня день года, но точно вспомню, сколько их осталось до… Впрочем, эти двое помирились и, как ни удивительно, ладят как никогда прежде. Она все еще напоминает ему о сроке и по-прежнему делает все, чтобы дождаться, но не такая настырная, как раньше. Ларрэт не отказалась от своих планов, но стала мягче, стала более понимающей и ласковой.

***

Сегодня я получил письмо.

Мы используем бумагу в редких случаях, ведь и дерево материал малодоступный, и производить не так просто. Отправить сверток с посланием — это либо вынужденная мера, когда нужно точно определить отправителя по почерку и печати, либо событие из ряда вон выходящее. Отсутствие обратного адреса внушает еще большее беспокойство.

Итак. Сегодня я получил письмо на свое имя без отправителя. Угроза ли это? Весточка от тайного врага, послание от родителей? Я теряюсь в догадках. Перебрав в уме все, что я мог бы найти внутри, я открываю и впиваюсь глазами в первую строчку. Почерк знакомый, но я не могу вспомнить, чей он. И я читаю целиком:

Я не знаю, прочтешь ли ты. Ты находил на меня время только тогда, когда нуждался во мне. Что могло измениться?

Я не знаю, следишь ли ты за мной, но хочу заверить: город не стал моим спасением. Я не знаю, как мне жить теперь и зачем. Мне безумно больно, что я больше не прежняя. Я противна и себе, и окружающим. Скажи, кто меня такой сделал? Кто заставил меня поверить в будущее и растоптал эту веру так жестоко?

Я долго думала, кто из вас хуже: ты или этот противный старичок, которого мне приходилось подпускать к себе слишком близко. Лайсэн был жалок, но он не пытался казаться лучше, чем он есть. Он был честен со мной. В отличие от тебя, он никогда не скрывал, что я его вещь. А ты пытался убедить меня в обратном, вот в чем проблема.

Наши тайные свидания делали меня счастливой. Мне бы жить и обманываться дальше, не знать горькой правды, но увы, она ударила по мне слишком сильно…

Ты помнишь меня? Вен, неужели все, что между нами было, для тебя настолько ничтожно?.. Почему ты так изменился? Я все еще люблю тебя, прежнего тебя.

Ты думаешь, что моя жертва оправдана? Сколько можно прикрывать прихоть долгом! Задумывался ли ты хоть раз, можешь ли ты вершить судьбы людей? Кто дал тебе это право?

Я думаю о тебе постоянно. Ты когда-то говорил, что любовь делает людей слабыми и беспомощными. Это правда. Я ненавижу себя за эту слабость, но я бессильна, я не могу это изменить. Ты даже не заметил меня на прощании с Крэйном, а я приходила… Ты вычеркнул меня из своей жизни, а я тебя из своей — не смогла.

Все конечно. Нет смысла притворяться, будто ничего не было. Все бесполезно, все потрачено. Не отвечай, не пиши мне. Уже поздно. Меня нет. Лучше умереть и забыться, чем отравлять свою жизнь памятью о тебе.

Хочешь знать, виновен ли ты?