части, артиллерийский полк. Дальше нет никого, кроме нашего отряда, скоро и мы отходим. Мне приказано вот на этой просеке и канаве организовать оборонительный рубеж, чтобы наше подразделение дало возможность отойти последней оставшейся артиллерии. И вдруг вы! Ведь через каких-нибудь три-четыре часа здесь фашистские мины будут рваться, а часов через 6–7 и сами финны с немцами придут! Что вы медлите?! Где ваши машины?

— Ладно, лейтенант, — устало ответил Борис, — ты не шуми, что-нибудь придумаем.

Лейтенант махнул рукой и, сопровождаемый своими бойцами, направился к канаве и протекавшему ручейку. Скоро откуда-то из леса к нему присоединилось ещё около сотни пограничников. Вдоль канавы и русла ручья замелькали сапёрные лопаты и полетели комья земли.

А между тем усилиями санитаров, медсестёр и оставшихся врачей под деятельным руководством Клименко все палатки были свёрнуты и скатаны в огромные узлы, были собраны и укладки. Всё это лежало пока на тех местах, где до этого стояло. Алёшкин подошёл к Клименко и, отведя его в сторону, сказал:

— Вот что, товарищ политрук, нужно уходить, а имущество бросать нельзя. Я придумал такой выход, — и Борис рассказал Клименко о своём предложении. Политрук с ним согласился, только внёс изменение.

— Товарищ комроты, уйдёте вы, а останусь я, — сказал он.

— Нет, — ответил Борис, — не забывайте, в прошлом я тоже строевой командир. Но я постарше вас и надеюсь, что на машине мне ехать будет лучше, чем идти пешком.

Через несколько минут после этого разговора Алёшкин, подозвав к себе Наумову, Шуйскую и ещё двоих операционных сестёр, приказал им раскрыть укладки, вынуть из них все инструменты и наиболее ценные медикаменты, особенно те, что в ампулах. Затем подозвал девушку-фармацевта, помощницу Пальченко, приказал ей также отобрать и сложить отдельно все самые ценные и необходимые медикаменты.

Пока шли эти приготовления, Клименко распорядился покормить личный состав. Еды было приготовлено много, с расчётом на всех раненых, поэтому Клименко пригласил работавших метрах в ста от медсанбата пограничников. Командир их с радостью согласился. Сделав получасовой перерыв в сапёрных работах, пограничники присоединились к личному составу санбата, и все с большим аппетитом поели. После еды Клименко и Скуратов построили весь личный состав с вещами. Алёшкин вышел перед строем и сказал следующее:

— Товарищи, наша дивизия отступила, нам тоже надо отсюда немедленно уходить. Наши машины увезли раненых, когда они вернутся, я не знаю, могут и вообще не вернуться. A у нас здесь ценное и очень нужное имущество и медикаменты. Я приказываю всем немедленно разгрузить свои вещевые мешки и сложить личные вещи вон на тот брезент. Туда же поставьте и чемоданы, у кого они есть. Когда подойдут машины, мы эти вещи обязательно погрузим, ну, а если машин не будет, то с ними придётся проститься, зато мы спасём ценный хирургический инструмент и медикаменты. Вопросы есть?

Все промолчали.

— В таком случае приступайте, а вы, товарищи, — обернулся Алёшкин к операционным сёстрам и фармацевту, — нагружайте каждого в зависимости от его силы, чтобы мог унести, да и себя не забудьте, — добавил он шутливо, чем сразу поднял у всех настроение.

Через четверть часа всё было закончено. Люди снова построились, теперь в их вещевых мешках был новый груз.

— Ну, вот и хорошо! Поведёт вас товарищ Клименко, а здесь со мной останется караул и старшина Красавин. Всего нас будет человек 25, так что для погрузки оставшегося имущества и палаток людей хватит.

В этот момент из баньки, служившей жильём Алёшкину и Тае, с двумя туго набитыми вещевыми мешками в руках появилась и она сама. Мы говорили, что уже несколько дней она жила с ним. Узнав о свёртывании медсанбата (во время получения распоряжения начсандива она отдыхала), Тая решила подготовиться к передислокации, собрать вещи Бориса и свои. Она знала, что если выезд совершится быстро, то Алёшкин попросту бросит свои вещи. Тая, конечно, слышала команду Бориса об отправке всех женщин-врачей на санитарных машинах, но пришедшему к ней старшине Ерофееву сказала, что договорилась с комроты о том, что не поедет.

Сейчас, выйдя из баньки и увидев, что её заметил Борис, она смущённо переминалась с ноги на ногу. Тот, завидев её, воскликнул:

— Как? Ты не уехала? Почему ты здесь? Товарищ Ерофеев, почему вы не отправили Скворец вместе с другими врачами, как я приказал?

Ерофеев смутился. Ему неудобно было выдавать Таю, и он сконфуженно молчал, затем собрался с духом и ответил:

— Товарищ комроты, я говорил Таисии Никифоровне, но она ехать отказалась, сказав, что договорилась ехать вместе с вами.

Борис понял, что у Ерофеева в конце концов просто не было времени возиться с отправкой каждого врача, и поэтому, посмотрев, как можно строже, на Таю, сказал:

— Ну что же, раз не уехала с остальными врачами, пеняй на себя, теперь придётся идти пешком. Разгружай свой вещевой мешок, складывай все вещи вместе с другими, да и мой мешок брось туда же, вон в ту кучу, забирай инструменты. Иди к товарищу Наумовой, она тебя нагрузит. Да побыстрее всё это делай, видишь, уже почти все готовы, — добавил он, не обращая внимания на умоляющий взгляд молодой женщины.

— Товарищ Клименко, стройте быстрее людей! Идите!

Стараясь не встречаться глазами с Таиным взглядом, Борис быстро прошагал к тому краю поляны, где работали пограничники.

Вскоре отряд медсанбата, а их было более ста человек, скрылся из виду. Вернувшись от пограничников, Алёшкин распорядился, чтобы Красавин снял все посты и с оставшимися санитарами стащил палатки и остальное медимущество в кучу, ближе к дороге, затем он приказал принести из склада горючего, остававшегося на месте стоянки машин, — несколько бидонов с бензином, и приказал расставить их недалеко от этой кучи и также около вещей хозяйственного склада. Он принял решение: в случае вынужденного отхода сжечь палатки и имущество.

Когда эта работа была закончена, он снова отправился к старшему лейтенанту пограничников, руководившему подготовкой обороны, и сказал, что в случае начала боевых действий, он и его 25 человек поступают в распоряжение лейтенанта, а сейчас все они будут отдыхать, так как не спали уже две ночи. Пограничник заявил, что он не ожидал такой удали от медиков, но этому пополнению будет рад. Людей у него мало, и два десятка бойцов станут хорошей помощью.

Всё, о чём вы прочли, происходило утром 14 августа 1941 года, примерно в шесть часов утра. Ни Борис, ни работавшие под его руководством люди не замечали времени, не обращали внимания на красоту давно никем не посещаемого леса. Величественность окружавших поляну и находившихся на ней вековых елей и