Шрифт:
Закладка:
– Она толкается, – сказала Люси. – Дайте руку, кладите сюда!
Ma запустила ладонь под ее джемпер, закрыла глаза и улыбнулась:
– Это сильная маленькая девочка. Ясмин, иди пощупай.
Ясмин опустилась на колени перед диваном, и Ма отодвинулась, пока Люси направляла ее руку.
– Ой, – сказала Ясмин, и снова: – Ой!
Голос Арифа стал громче и достиг гостиной. Слова были неразличимы, но ошибиться в интонации было невозможно. Люси снова натянула свитер на эластичный пояс джинсов для беременных.
– Возьми еще ладду, – сказала Ма Люси, положив на ее тарелку один шарик.
Послышался приглушенный голос Бабы, похожий на гул далекого землетрясения. Ясмин отодвинула сервиз и села на кофейный столик поближе к Люси, которую при виде жирного, сладкого оранжевого шарика заметно затошнило. Ясмин бережно забрала у нее тарелку.
Ариф снова повысил голос. Слова оставались невнятными, но в промежутках молчания, разрубавших фразы, слышался гнев: бух, бух, бух.
– Я точно нормально справилась? Честно?
– Ты была неотразима и определенно ему понравилась. Это было видно. Просто Ариф в последнее время не ладит с отцом, вот и все. Если они ссорятся, в этом нет ничего нового. – Ее заверения были ложными, но Ясмин не знала, что еще сказать.
– Слава богу, – сказала Люси. – Ариф думал, что он взбесится из-за малышки, но он просто задал мне кучу вопросов про сроки, курсы подготовки к родам и все такое, да ведь? Я все время говорила Арифу, мол, ты думаешь, что он обозлится и все такое, но почем знать, может, он обрадуется, что у него есть внучка, ну, то есть скоро появится.
Ма повела плечами, сбросив жилет макраме, и с гордостью показала его Люси.
– Видишь, я связала. Но теперь я вяжу для малышки, только мягкая-мягкая шерсть.
– ТИХО! ДАЙ МНЕ СКАЗАТЬ!
Ма подпрыгнула. Все смолкло.
Они подчинились приказу Бабы, словно он был обращен к ним. Глаза Люси налились слезами.
– Все в порядке, – заверила ее Ясмин. – Все будет нормально.
– Может, нам войти? – прошептала Люси.
– Нет, не надо, – тоже шепотом ответила Ясмин. Она заставила себя говорить нормальным голосом: – Они наверняка скоро закончат.
– Ты теперь член семьи, – сказала Ма, поерзав на диване и придвинувшись поближе к Люси. – Мы одна семья. Одна кровь. Он даст благословение. – Ее голос стал хриплым от надежды и упрямства. Под влиянием момента она перешла на бенгальский. – Bhalobashar nouka pahar boie jae.
Люси взглянула ей в лицо так, словно поняла каждое слово.
Из зала раздался жуткий грохот. Кто-то стукнул кулаком по столу? С высоты свалилось что-то тяжелое? Кого-то приложили головой о стену? Ма и Люси ухватились друг за друга. Ясмин обняла себя руками.
Дверь открылась, и Люси тонко, едва слышно завизжала. Дверь стояла открытой, но Ариф появился только через несколько долгих секунд. Его лоб был рассечен. Правый глаз уже начинал опухать и закрываться.
Потерян
Шаокат снял пиджак. Его рубашка с кругами пота под мышками выпросталась из брюк сзади. Он мерил гостиную длинными шагами и резко разворачивался, словно неожиданно столкнувшись со стеной.
– Я этого не потерплю, – сказал он, чуть не срываясь на крик. – Я вытерпел слишком многое.
Ма, сидевшая на диване рядом с Ясмин, беззвучно всхлипывала. Ее раскрасневшиеся полные щеки блестели от слез. Она массировала свои мятно-зеленые колени, словно они невыносимо разболелись.
– Вы все делаете из меня дурака в моем доме! Вот, значит, как? Смеетесь за моей спиной…
Ясмин открыла рот, чтобы возразить, но Баба взглянул на нее с такой яростью, что она снова его закрыла. Войдя в комнату с рассеченным лбом и распухающим, наливающимся синевой глазом, Ариф сказал только: «Пойдем, Люси». Кровь стекала по его переносице к уголку рта. Он не позволил Ясмин осмотреть рану, заслонился рукой и даже оттолкнул Ма. Люси заметно дрожала, но, к ее великой чести, обняла Ясмин и Анису и поблагодарила их, хотя Ариф уже тащил ее прочь.
– Он на меня набросился, понимаете вы или нет? – Баба остановился у радиатора, и в восходящем потоке горячего воздуха от его взмокшей рубашки пошел пар. – Мини, ты понимаешь. Ты видела его с булавами. Чуть не разбил мне голову. Ты помнишь. Ты видела, он был на волосок.
Ясмин молча кивнула. Сердце билось слишком быстро. Когда Баба выходил из себя, когда его доводили… это было страшное зрелище. В вечном чувстве угрозы, которую она не могла себе объяснить, не было ничего загадочного. Ясмин боялась отцовского гнева. Он давно уже нарастал из-за безответственности Арифа, его лени, неуважения. И то, что брат обрюхатил свою девушку, было само по себе скверно, но это… способ, которым Баба выяснил тайну, которую все они от него скрывали… по чистой случайности… стал последней каплей.
Шаокат снова принялся мерить комнату широкими шагами. Ясмин украдкой посмотрела на Анису. Та продолжала всхлипывать. На ее губах неслышно лопались пузырьки слюны.
– Мальчишка напал на меня. Вот так. – Баба бросился вперед, размахивая руками и выпучив глаза под стеклами очков. – Я защитился. Вот так. – Баба молниеносным ударом сбил нападающего с ног. – Он ударился головой об угол стола.
Шаокат проводил эту демонстрацию уже второй раз, но Аниса вскрикнула, словно драматическое падение произошло на ее глазах.
– По крайней мере, ты мог бы отвезти его в больницу, – сказала она, утирая нос подолом свитера и пряча лицо.
– В больницу?! – проревел Шаокат. – В доме двое врачей! – Эти слова он бросил, словно козырь.
Даже мимолетный осмотр убедил Ясмин, что порез заживет. Незачем несколько часов сидеть в травмпункте. Просто раны головы сильно кровоточат. Должно быть, Баба посмотрел и пришел к тому же заключению. Фингал пройдет через пару недель, ну а шрам – через несколько лет.
В доме двое врачей. Больница ни к чему. Но Баба имел в виду нечто большее.
Он стал врачом вопреки бесчисленным препятствиям. Дочь пошла по его стопам. Продолжила то, что он начал. У него в руках была выигрышная карта. И козырем была Ясмин.
– Ноги его больше здесь не будет, вы меня слышали? Я отказываю ему от дома. Вам понятно?
– Нет, – сказала Ма и опустила свитер. На ее лице застыло выражение несгибаемого упрямства. – Мне не понятно. Своей внучке ты тоже откажешь?
Шаокат наконец сел на свой стул, его поза одеревенела, и Ясмин посчитала это добрым знаком. Он успокаивался. Вся эта бурная тирада, сопровождавшаяся бешеной жестикуляцией, выглядела пугающе. К нему постепенно возвращалось достоинство и самообладание.
Он ответил не сразу, и Ясмин захотелось сказать что-то в защиту невинной малышки. Надо сказать что-нибудь и об Арифе – он и сам всего-навсего ребенок, хотя в этом-то и проблема. Каким затравленным было выражение его здорового глаза! Но если она сейчас скажет хоть слово, то, возможно, подольет масла в огонь.
Ясмин придержала язык.
Баба ловким движением заправил рубашку в брюки, не согнув прямой спины.
– Ариф потерян, – задумчиво сказал он голосом полным сожаления. – Он мне больше не сын. У меня нет сына и нет внуков.
Ма поднялась, ее янтарные бусы закачались.
– Если он тебе не сын, – тихо сказала она, – то я тебе не жена.
Позже, лежа в постели, Ясмин прислушивалась к стуку открывающихся и закрывающихся дверец, скрипу выдвижных ящиков и приглушенному топанью, с которыми Аниса притворялась, будто приводит в исполнение свою угрозу уйти от мужа.
Куда ты поедешь? Баба явно не верил, что она на такое способна.
Я уйду.
Да. Но куда? В Мумбаи, к своей сестре? Или к другой сестре, в Виргинию?
Я уйду.
Что ж, тогда собирай вещи.
Если я уйду, то уже не вернусь.
После этого Ма перенесла свой спектакль в спальню, и Ясмин, в постели с учебниками,
