– Сколько в тебе мудрости и силы, Альда, – это восхищение.

Ему ничего не стоит признать её силу. Удивительная, не похожая на других девушка. Ради таких хочется прыгнуть выше головы. Сделать что-то, чтобы приблизиться, встать наравне. И теперь Макс точно знает, чего она хочет.

Её желание танцевать не блажь. Танцевать вопреки всему: диагнозам, сопротивлению родителей, физическим возможностям. Он теперь видит: если хочешь, даже отсутствие ног не преграда. Даже в инвалидном кресле можно танцевать – он тоже своими глазами наблюдал подобное.

И чем глубже он всё это осознаёт и понимает, тем ярче расцветает его стыд. Он слабак. Сдался. Не смог бороться хотя бы за себя. Вёл себя как скотина по отношению к окружающим.

– Не кори себя, не надо, Макс, – просит Альда тихо.

– Ты и мысли читать умеешь? – криво и горько ухмыляется он. Нет нужды говорить, что Альда ошиблась. Кажется, они вышли на такой уровень, что могут хорошо чувствовать друг друга. Кто бы сказал – тут-то и времени прошло всего ничего, а поди ж ты… Случилось. И это не бьёт его мешком по голове – наоборот: врывается в сознание, как нечто закономерное и правильное.

– Не обязательно читать мысли. Достаточно следить за ходом разговора. Ты спрашиваешь о том, что тебя тревожит, волнует, не даёт покоя. И тут же выстраивается логическая цепочка умозаключений: что ты сделал не так, в чём ошибся, где оступился.

Она успокаивает, пытается его оправдать. Макс от невыносимой остроты восприятия прикрывает глаза. Он хочет слышать её, впитывать слова, измазаться в бальзаме, что льётся на его душу. Но он понимает: нельзя залечить раны только её участием. Нужно сделать это самому.

– Это прошлое. Твоё прошлое, Макс. Отпусти его. Пусть уходит. Впереди слишком много нового и прекрасного, чтобы без конца ковыряться и пытаться выяснить, что ты сделал не так. Перешагни. Дай возможность тебе, новому, двигаться дальше, вперёд. Не тяни на себе груз, что уже перестал быть таковым. Важно не что ты делал когда-то, а то, что ты делаешь сейчас. Не дай ложке дёгтя испортить бочку мёда.

Один стремительный шаг – и он рядом. Один рывок – и он поднимает Альду на ноги. Держит руки её в своих руках. Прикасается губами к пальцам. Так он выражает свою благодарность. За её мудрость и непростоту. За её многогранность, скрытую очень глубоко. Не каждому дано заглянуть в зеркало её души. Не каждого она подпустит к себе. Не всякий сможет разглядеть за внешней холодностью горячее и щедрое сердце.

– Спасибо, – благодарит он за всё, что она уже сделала и ещё сделает для него.

– Пожалуйста, – просто отвечает Альда и делает шаг назад. Собирает чашки со стола, моет их, ставит на сушку. – Пойдём, – вытирает руки полотенцем, – чай выпит, вещи собраны. Нам пора.

Макс отбирает у неё сумку. Он больше не инвалид. Ему приятно быть мужчиной. Открывать перед Альдой дверь. Нести сумку с вещами на плече. Ему доставляет удовольствие распахивать дверь подъезда и дверцу машины. Мелочи, что в той, прошлой жизни, делались автоматически, не задумываясь. А сейчас он наслаждается каждым движением, каждым мигом бытия. А ещё ему хочется вести машину, но пока он не смеет просить. Да и незачем: скоро он адаптируется настолько, что многое сможет делать сам.

– Останови, пожалуйста, – просит он, когда они проезжают мимо супермаркета. – И подожди меня, ладно?

Альда кивает. Ему бы хотелось, чтобы она улыбнулась. Но куда спешить? Ещё будет миллион поводов, чтобы высечь из её ледяной ровности искры счастья. Пожалуй, это тоже важно.

Макс никуда не спешит. Наверное, нужно было взять Альду с собой. Позволить и ей что-нибудь выбрать. Но ему хочется сделать сюрприз и одновременно – неожиданный подарок. Поэтому не захотел, чтобы она пошла с ним. К тому же, он так давно не ходил в толпе. Оказывается, это тоже приятно. И выбирать продукты, и видеть, как засматриваются на него девушки, которым плевать, что он хромает и тянет за собой непослушную до конца ногу.

Но ему не нужны ни их взгляды, ни их благосклонность. Потому что в машине его ждёт та, что завладела мыслями. Та, что протянула руку, когда её об этом и не просили. Та, с кем он однажды обязательно станцует такой танец, от которого все ахнут.

Его распирало. Внутри пенился бурно адреналин. Хотелось подпрыгнуть, как при трёхочковом броске в волейболе и послать мяч своей энергии куда-нибудь подальше. Авось найдётся и для него сетка.

– Это тебе, – протягивает он цветы, как только укладывает покупки на заднее сиденье её авто. – Белые и нежные, как ты.

У Альды ошарашенные глаза. Максу приятно. Вот так раз за разом он будет срывать с неё маску. И однажды она покажет своё настоящее лицо. Только ему. Остальные пусть катятся лесом и полем. Он никого не подпустит к девушке, в которой живут лёд и огонь, мешается любовь и вселенское равновесие.

Он смотрит, как она тонкими пальцами трогает бутоны роз. Как опускает голову, чтобы втянуть в себя еле слышный аромат цветов. Как с сожалением откладывает букет назад, устраивает его поудобнее, чтобы не упал и не сломался.

– Спасибо, – голос у неё дрогнул. И Альда не сразу заводит машину. Сидит несколько секунд, приходит в себя. Они больше не разговаривали, но и молчанием тишину нельзя было назвать: в салоне тесно от их мыслей – осязаемых и таких подвижных.

– А теперь раздевайся, – говорит Макс ей, как только они переступают порог его квартиры. Голос его лучится самодовольством. – Догола раздевайся, Альда.

И пока она в ступоре стоит у порога, прижимая к груди букет роз, он с наслаждением роется в пакетах.

– Я купил тебе фартучек, – потрясает он упаковкой, где притаился весёлый, весь в рюшах и сердечках кокетливый фартук. – Я же говорил, что обожаю девушек в фартучках? Раздевайся, Альда, я хочу на тебя полюбоваться!