Шрифт:
Закладка:
Он вспоминал творцов, что всколыхнули его жизнь. Двух совершенно разных людей – учителя пения и дядю Федю – столяра.
У первого пели все, даже те, кто не имел слуха и голоса. Самая певучая школа. Самые талантливые ученики. Они побеждали на конкурсах и с удовольствием выступали на городских мероприятиях. Школьный хор, где пели дети и учителя. Дуэты, трио, ансамбли – Андрей Иванович объединял и комбинировал по голосам кого угодно. Сочетал, на первый взгляд, несочетаемое. И у него получалось. Может, потому что он умел гореть и любить? Видел невидимое и слышал недоступное другим?..
У второго, дяди Феди без педагогического образования, попавшего в школу почти случайно после тяжёлой болезни и травмы, творили все. Учитель труда, что умел зажигать сердца. У него выпиливали лобзиком кружева и мальчики, и девочки. В его столярную мастерскую тянуло как магнитом. И он никому не отказывал. Из дерева творил чудеса сам и учил быть волшебниками других.
А сейчас Грэг примерял роль творца на себя. Наверное, он делает это давно. Но только сейчас по-настоящему ощущает себя сопричастным. Тем, кому вселенная вручила в руки ключ, что позволяет открывать таланты даже в тех, на ком ставят крест. Это высшее понимание. Это высшее доверие – видеть потенциал, суметь раскрыть, помочь расправить крылья.
Что было бы с ним, если бы тогда, на том мосту, одиннадцатилетний мальчишка прошёл мимо? Не оглянулся и не попросил его научить танцевать?.. Наверное, не было бы Грэга-творца. Того, кто хочет и может видеть главное даже в неперспективных на первый взгляд людях.
– Кажется, дело пошло на лад, – Юля ест с аппетитом, а он не может оторвать от неё глаз. Как хорошо, что он решил вытянуть её в обеденный перерыв в кафе! – Знаешь, это похоже на бутон. Вот он сидит, дуется, никак не хочет распускаться. И вдруг – бац! – уже цветок. Быстро и неожиданно. Так точно и Макс.
– Только бы не увял раньше времени, – ворчит Грэг. – А то знаем мы: быстро зажглись и быстро потухли.
– Мне кажется, он не из той породы, – Юля смотрит на него мягко, и ему до зуда в кончиках пальцев хочется к ней прикоснуться. Убрать крошку в уголку губ. Погладить коленку, что выглядывает из-под юбки. Прижать к себе и послушать, как она дышит. Ну, и заодно ощутить её грудь у своей. Пышное на твёрдом. – Ты о чём думаешь? – розовеют у неё щёки.
– О том, что Макс не из той породы, – лжёт Грэг, не моргнув и глазом. – Так и есть. Но я всё равно переживаю. Он однажды сломался. И как бы ненароком не зацепил девочку. Альда из тех, кто ничего не делает наполовину. Всё или ничего – её девиз. Вот кто почка. Сидит, сидит, а потом как брызнет во все стороны цветом – только рот откроешь в изумлении.
– Думаю, они нужны друг другу. И, насколько я знаю, это Альда вытянула Макса. А значит, она готова и к сопротивлению, и к тем неожиданностям, что могут случиться рядом с этим мальчишкой. Слишком горячий. А она – очень сдержанная. Я бы хотела посмотреть, что в итоге у них получится.
– В танце или вообще? – Грэг пытается абстрагироваться, но мысленно прокладывает поцелуи от Юлиных век до шеи. Дальше даже в фантазиях он заходить не смеет.
– Во всём, – накрывает Юля его руку своей. Его прошивает сладким током. Он вздрагивает. – И хватит уже так на меня смотреть, – шепчет она.
Губы у неё розовые, нежные. На щеках – чуть заметные ямочки. А в глазах плавится осколками синее небо.
– Люблю тебя, – невольно срывается с уст.
Пальцы переплетаются с пальцами. Глаза смотрят в глаза. Он таки ворует краткий поцелуй с розовых губ и думает, каким был дураком, что однажды променял свою женщину на тщеславие и выпивку. Однозначно: она пьянит куда сильнее алкоголя. Но чтобы понять это, нужно было пройти не самый лёгкий путь по дороге, где ищут и находят потерявшееся «я».
Альда
– Ты правда уже придумала танец? Выстрадала его? Представила?
Макс задаёт слишком много вопросов. Да. Она думала и представляла. Но это ещё даже не фрагмент, а отдельные осколки, из которых ещё предстоит собрать воедино живую картину.
– Макс, – качает она головой, – танец на двоих невозможно выстрадать в одиночку. Поэтому есть лишь штрихи. Некоторые соображения. И… не я его придумала.
– Не ты? – что в его взгляде? Тёмное и непроницаемое? Это же не ревность, нет?..
– Не я, – подливает масла в огонь. – Есть мужчина, который…
– Не надо о мужчине, который, – Макс рвёт на части ткань разговора. Делает вдох и выдох – чуть громче, чем нужно. Губы сжаты в линию.
Как легко разрушается очарование доверия. Несколько слов – и связь потеряна. Замок из песка рухнул. И надо начинать всё сначала. Но если ты уже хоть раз возводил стены, рисовал окошки и создавал переходы, то не так уж и сложно построить что-то заново. Но это уже будет другой замок. Другое время. Иные улочки и крыши домов.
– Прости, – цедит он сквозь зубы и касается её руки ладонью. Альда не вздрагивает. Она успела уйти в себя и дистанцироваться. Попробуй теперь достань её из кокона, в который она нырнула.
– Я не обиделась, – и это так. Но и не простила пока ещё этот инстинктивно-ревнивый всплеск.
Она ушла от этого. Правда, с Колей всё было по-другому. С Колей не билась в клетке её тела душа. Не щекоталось в солнечном сплетении. Но Коля – тот ещё собственник.
– Куда мы едем? – Макс пытается выровнять разговор. Увести его в другое место.
– Я завезу тебя и поеду домой.
Взмах прямых ресниц. Молчание. Напряжение, от которого в воздухе, кажется, в красные спирали завиваются, как в старых электрических лампочках.
– Хорошо, – он пытается говорить спокойно, но желваки так и ходят у него по щекам.
– Я вернусь, – говорит Альда мягко. – Если ты хочешь.
– Хочу! – это приказ, выкрик, ярость, безапелляционность.
Она улыбается чуть заметно. Ей нравится его реакция. Пусть собственническая, пусть агрессивная. Ему нужно привыкнуть. Он только-только вышел из глубокого одиночества. Но то, что ему сейчас не хочется быть одному – радует.
– Мне нужно взять кое-какие вещи. Бельё. Я не могу ходить у тебя дома голая или в твоих вещах.
У Макса светятся глаза при слове «голая». Видимо, у него свои соображения на этот счёт. Но пусть фантазирует – это не лишнее.
– Предлагаю сделать наоборот, – вот теперь он почти спокоен и начинает выдвигать свои аргументы. – Мы едем к тебе, а потом возвращаемся домой.
Он так уверенно произносит «домой», что внутри Альды что-то сжимается то ли непривычной щекоткой, то ли ещё одним вихрем.
– Хочешь посмотреть, как я живу? – ей сейчас очень важно, как он ответит.
– Можно сказать, напрашиваюсь бессовестно, – улыбается открыто.
Пусть будет так. Ей нравится его ответ.
