Макс

Альда снова спит в его постели, укутавшись в два одеяла. Макс не находит себе места. Сейчас бы покурить. Вдохнуть сигаретный дым. Но это слабость, потакание низменным каким-то желаниям, когда проще плыть по течению, чем бороться со стихией.

Он уходит на кухню и заваривает крепкий чай. Почти горький, тёрпкий, но это то, что нужно ему сейчас. Смыть вкус прошлого.

Макс понимает: нужно прокрутить всё до конца. Он не погружается в ностальгические воспоминания. Ему уже нет смысла проживать миг за мигом старую историю. Это скорее желание пролистнуть книгу до конца, пробежать глазами по страницам, не читая, но выхватывая важные куски и фрагменты.

Когда-то он прочёл этот текст. Сейчас у него желание не погружаться, а избавиться от балласта. Очиститься, чтобы не тянуть с собой горечь обид и прогорклый дым давно угасшего костра.

Много лет назад

Максу всё казалось: лето изменит многое. Он тосковал. Звонить не смел, но слал бесконечные послания в соцсетях. Инга отвечала. Редко и словно нехотя. Но всё это казалось ерундой по сравнению с тем, что ему было пусто.

Он тоже не сидел на месте. Уезжал из города с родителями и сестрой «на море», а позже – выступления и форум, толпы поклонниц и слава, когда ты почти звезда.

Именно тогда он познакомился с Кисулей. И впервые «изменил» Инге. Слишком долгое и томительное лето. И слишком долго он обходился без горячего живого тела.

Для него это была измена. Настоящая. В силу возраста и возвышенных идей, он чувствовал себя виноватым, а ещё – предателем. Он даже речь сочинял, в которой не оправдывался, но каялся.

Жизнь повернулась немного иначе, с лёгкостью потоптавшись по его принципам и надеждам.

Им так и не удалось встретиться летом. Не появилась Инга и на первое сентября в школе. На все вопросы отделывалась односложными ответами, обещая объяснить всё, когда вернётся.

Вернулись Калиновские в середине сентября.

– Надо поговорить, – деловито заявила Инга, как только они столкнулись нос к носу. А случилось это не сразу. Лишь в конце дня, когда отшумели уроки.

У Макса сложилось тягостное ощущение, что его избегали. Намеренно. А ещё он и впрямь почувствовал себя той самой собакой, что верно бегает за хозяином, которому он вдруг стал не нужен. Но ему тогда было не до гордости. Он остался, чтобы послушать, что скажет ему девочка, которой он бредил день и ночь.

Она не дала себя коснуться – избежала ловко, и рука Макса повисла, как собачье ухо, в воздухе, но он всё же пошёл за ней. Туда, куда она повела. В какой-то старый дворик, где почти тихо и уютно, где нет знакомых лиц и чужих ушей.

Инга уселась на детскую карусель и махнула рукой, предлагая ему устроиться напротив.

– Я выхожу замуж, – теперь Макс знал, как это, когда кувалдой да по башке. – Точнее, меня выдают замуж. Не сейчас, естественно, а после того, как закончу школу, но дело решённое и обжалованию не подлежит. Он друг семьи, старше и умнее. И, наверное, так будет лучше.

Макс не знал, что ответить. Онемел. Язык во рту не поворачивался ни возмутиться, ни брякнуть что-нибудь пренебрежительное. В груди беспокойно колотилось сердце. Ему казалось – дёргалось, как в агонии.

– Я пересплю с ним, и мы сможем быть вместе.

Ничего более идиотского Макс в жизни своей не слышал. А Инга – чересчур спокойная и расчётливая. Глаза у неё блестят азартом, щёки розовые, губы… Ему хотелось целовать их. Зло и отчаянно. А ещё – взять её прямо здесь, на карусели, на глазах у всех. Правда «все» – это кот, что вылизывался тщательно в стороне, да пара старушек на дальней лавочке у подъезда.

– Что не нравится? – кривит она саркастически рот. – Но ты с самого начала знал, что со мной просто не будет. Можешь развернуться и уйти. Я пойму.

– Слишком цинично, – голос его не слушается. – И, наверное, я пойду. Да.

Но ноги его не слушали. Встать сил не хватало. Будто он тонну весит. А может, это её слова легли таким грузом на плечи?..

Инга рассматривает его с интересом, ломает бровь иронично. Улыбается загадочной улыбкой. Всё та же фея – белокурая и голубоглазая. Ореол, правда, померк, но для Макса она всё равно – та самая девочка, в которую он влюбился с первого взгляда. Да и сейчас… слишком много всего было, чтобы принять действительность с той лёгкостью, с которой Инга предлагала «выход». Это значит, что она всё же хочет быть с ним? Вопреки всему? До тех пор, пока её, как в тюрьму, не упекут в какой-то там решённый кем-то брак?..

– Ну, скажи, скажи, что я дрянь. Накричи или ударь – вы же любите так любые вопросы решать.

– Я не люблю. Так, – каждое слово – как острое лезвие. Отсекает от него по кусочку. Дышать тяжело, но он никогда бы не ударил её. Ни за что.

– Когда так поступают мужчины, это считается в порядке вещей. Когда девушка решает через постель получить свободу, можно обозвать её шлюхой или меркантильной дрянью. Я жить хочу, ясно? А у меня остался только год, чтобы вкусить всё сполна. А потом… не буду ни думать, ни загадывать.

– Я не обзывал тебя, – Макс словно оправдывается.

Кто она, эта девочка, слишком взрослая для своих лет, чересчур уверенная и независимая. Тогда ему было не понять и не оценить всю степень трагизма ситуации, всю пропасть падения.

Он всё же нашёл в себе силы уйти тогда. Молча, не высказывая и не давая возможности вырваться словам, что горчили и мешали думать.

– Ты подумаешь и вернёшься, Макс! – кричала она вслед. – А я прощу тебе Катю и всех, с кем ты спал, пока меня не было!

Макса словно прошили насквозь её слова. Знает. Ему даже каяться не пришлось и оправдываться. Можно сказать, в равных условиях. Он ей изменил, а она только собирается. Как всё непросто. Как жить, если душа не хочет понимать и принимать?..

Но он всё же глотнул её решение. Его хватило на долгих три недели, а потом он вернулся. И покатилась совершенно иная жизнь, подчинённая её величеству Инге.