Шрифт:
Закладка:
15. Джон Ронсон, "Я много раз думал о том, чтобы покончить с собой...". The Guardian, 21 ноября 2008 года, https://www.theguardian.com/uk/2008/nov/22/christopher-foster-news-crime.
16. Как отмечает Ронсон, уничтожение семей - обычное дело и в Соединенных Штатах: он приводит данные исследований, согласно которым убийство семьи и последующее самоубийство мужа происходит здесь в среднем раз в неделю (2008). Более поздние исследования Джека Левина показывают, что эти показатели могли возрасти в месяцы после рецессии - поразительно, поскольку корреляции между безработицей и ростом числа убийств не обнаружено во всех случаях. Кэтрин Скипп, "Внутри сознания уничтожителей семей", Newsweek, 10 февраля 2010 г., http://www.newsweek.com/inside-mind-family-annihilators-75225.
17. Кэти Коллинз, "Семейные убийцы обычно мужчины и соответствуют одному из четырех отличительных профилей", Wired, 16 августа 2013 года, http://www.wired.co.uk/article/family-killers.
18. Более того, некоторые практики, кажется, больше направлены на то, чтобы занять высокое положение над ней (например, эпистемически, как в mansplaining), или на его чувство права занимать больше физического пространства, чем она (как в "manspreading" в общественном транспорте).
Глава 5. Очеловечивание ненависти
Знаешь, что меня бесит, Бенни? Эти чертовы сучки смотрят на меня так, будто я какой-то чертов кусок мяса, понимаешь? Как на чертову секс-игрушку. Но я же человек, чувак! Я человек, понимаешь, с чувствами и эмоциями. . . Я сижу здесь, верно? Да, я существую! Они думают, что я такой высокий, что мои чувства не задеты.
Джордж "Порноусый" Мендес, "Оранжевый - новый черный", сезон 1, эпизод 11, "Высокие мужчины с чувствами"
Я часто не могу разглядеть в человеке человечность.
Людвиг Витгенштейн, культура и ценность
В современном моральном дискурсе есть очень распространенный рефлекс, проявляющийся как в философии, так и за ее пределами. Он проявляется в многочисленных дискуссиях о моральной психологии расистской жестокости, а также в обсуждениях женоненавистнических угроз и насилия. "Общая проблема заключается в культуре, в которой вместо того, чтобы видеть в женщинах людей, главных героев их собственных историй, таких же, как и наши, мужчин учат, что женщин нужно "зарабатывать", "завоевывать"", - тропики. Так писал культурный обозреватель Артур Чу (2014) после убийств в Исла-Висте.1 Описывая свой опыт противостояния "самому жестокому троллю" в Интернете, писательница-феминистка Линди Уэст (2015) аналогичным образом задается вопросом: "Что делает женщин легкой мишенью? Почему нам так приятно причинять боль? Почему он автоматически не воспринимает нас как людей?" Тролль Уэст раскаялся после того, как она с ним столкнулась, и извинился за свое женоненавистническое поведение - к ее удивлению (напомним, что интервью Уэст с этим человеком обсуждалось в главе 1 здесь). Но это был единственный вопрос, который, по словам Уэста, он не смог ему задать, несмотря на все свои усилия.
В этой главе я утверждаю, что подобные вопросы - например, "Почему он автоматически не воспринимал нас как людей?" - основаны на распространенной ошибке: рефлекторном приписывании "бесчеловечности человека к людям"2 некой дегуманизирующей психологической установке. Я назову это "гуманистическим" объяснением межличностного поведения такого рода, которое, естественно, описывается как бесчеловечное, поскольку оно не только морально предосудительно, но и каким-то образом жестоко, грубо, унизительно или унизительно.3 И согласно взглядам в моральной психологии, которые я впоследствии назову "гуманизмом", такая дегуманизация считается лучшим объяснением такого бесчеловечного поведения относительно часто (хотя и не обязательно всегда). Другими словами, согласно гуманистической точке зрения, такое поведение часто проистекает из неспособности людей признать некоторых из своих собратьев людьми. Вместо этого первые могут воспринимать вторых как недочеловеков, нечеловеческих животных, сверхъестественных существ (например, демонов, ведьм) или даже как простые вещи (т. е. бездумные предметы). Если бы люди могли ценить только свою общую человечность, то им было бы трудно жестоко обращаться с другими представителями вида.
Гуманизм в предполагаемом смысле слова - популярная, привычная и во многом заманчивая точка зрения. Однако, несмотря на это - а может быть, и благодаря этому, - он не всегда четко сформулирован и отстаивается перед конкурирующими объяснительными моделями. Не подвергалась она и серьезной критике - за заметными, но краткими исключениями; см. примечание 24).4 Однако я сомневаюсь в ее состоятельности в качестве общего тезиса о предрассудках. Особенно когда речь идет о женоненавистничестве. Но, в конце концов, я сделаю неожиданный вывод: не очевидно, что гуманистическая линия работает во многих случаях, для которых она может показаться подходящей, - когда люди участвуют в массовых зверствах под влиянием дегуманизирующей пропаганды. Их действия часто выдают тот факт, что их жертвы должны казаться преступникам людьми, слишком людьми. Мы замечаем это, когда не забываем обратить внимание на бесчеловечное отношение человека к женщинам, в частности к тем, кого часто массово жестоко насилуют во время геноцида.
ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ В ДЕЙСТВИИ
В работе Рэй Лэнгтон (2009), посвященной сексуальному угнетению женщин, идея "сексуального солипсизма" играет центральную роль. Если солипсизм в классическом понимании заключается в скептическом отношении к существованию других разумов (или, возможно, в полном отрицании их существования), то сексуальный солипсизм рассматривает единственные человеческие разумы как мужские. Женщины, напротив, рассматриваются и рассматриваются как "просто вещи", или объекты. И это, по мнению Лэнгтон, тесно связано с моральными пороками порнографии. Вот как Лэнгтон представляет свои взгляды, читая Симону де Бовуар и Катарину Маккиннон:
В компании существа, стабилизированного "как объект", - говорит Бовуар, - человек остается одиноким". Сексуальное угнетение - это солипсизм, воплощенный в жизнь... [Бовуар] считала, что для многих это "более привлекательный опыт, чем подлинные отношения с человеком". Отличительный способ обращения с человеком "как с объектом" можно найти в порнографии, добавляют недавние феминистки, утверждая, что в порнографии "человек становится вещью". Двусмысленность поразительной фразы [Маккиннон] передает мысль о том, что в порнографии люди - женщины - рассматриваются как вещи, а также что вещи - порнографические артефакты - рассматриваются как люди". (2009, 2)
Далее Лэнгтон защищает мнение Маккиннон о том, что порнография (по крайней мере, насильственная, унизительная, гетеросексуальная) заставляет женщин молчать и подчиняет их, объективируя их таким образом. Это утверждение должно быть не только правдоподобным каузальным (и, следовательно, эмпирическим) утверждением; центральный тезис Лэнгтона скорее является конститутивным (глава 1).5
По мнению Раймонда Гайты (1998) , расизм часто сопровождается подобным забвением или невосприимчивостью к полной внутренней жизни его жертв или объектов. В главе под названием "Расизм: Отрицание общей человечности" Гайта предлагает нам в качестве иллюстрации автобиографическую виньетку, в которой фигурирует убитая горем мать "М", недавно потерявшая ребенка и все еще находящаяся в состоянии глубокой скорби. Гайта
