Мэй кричала, что никто её не насиловал, но без толку – они не слышали её.

Слуги, лекари, король, стражники, охотники, собаки… Она благодарила богов за бушующую за окнами грозу, смывающую запах и следы Нэйджела с травы и старых камней. При таком рвении её люди непременно нашли бы его, а этого нельзя было допустить.

А потом все ушли. У постели госпожи остались только верная Нора и травница Дира, которая всё время вливала из ложечки хозяйке в рот какую-то коричневую, дурно пахнущую гадость.

Во всей этой суете и беготне Мэй не заметила, куда подевался трижды проклятый гобелен, но потом вспомнила, что Нора свернула его и убрала в гардероб. Вот и хорошо, не нужно ему маячить на глазах у людей, не представляющих, насколько он опасен.

Теперь, когда всё немного улеглось и успокоилось, ей нужно было решить, что делать дальше, поэтому Мэй вышагивала по комнате из угла в угол и думала. Сквозь стены она ходить на могла. Проверила, не получилось. Выйти из комнаты через открытую дверь тоже не вышло – там будто стояла незримая, специально для неё возведённая преграда.

Единственное спасение Мэй видела только в Йакара-сэ, который до сих пор ни разу не заглянул в её комнату. Он был рядом с дедушкой. Дира рассказала Норе, что, когда лорд Бавор пришёл в себя, колдун выгнал всех из его комнаты и пробыл там один почти целый час, а потом вышел задумчивый и сообщил, что не представляет, как такое могло случиться. Магия, мучившая старого лорда, исчезла, но это не убило его, а, напротив, придало ему сил.

Мэй была рада, что её благодетелю стало лучше, но то, что она случайно натворила, приводило её в ужас. Её кровь и Нэйджела… На свою судьбу Мэй было совершенно наплевать, но она сделала судьбу рода Хараган зависимой от магии старых нитей, а этого никак нельзя было допускать. Почему нити восстановились? Почему создали новый рисунок? Эйридия утверждала, что полотно нужно переткать, но оно само себя изменило. Почему? Спросить было не у кого, поскольку Эйридия не откликалась на зов, и Мэй в конце концов пришла к выводу, что старая магия разрушилась полностью вместе с призраком Рионской Девы.

Вспомнив свой недавний сон, Мэй присела на край постели возле собственного тела и принялась ждать, когда Нора или Дира задремают – она хотела попробовать проникнуть в их сновидения и попросить, чтобы они позвали колдуна. Было странно и непривычно видеть себя со стороны. Не отражение в зеркале, а будто бы другого человека. Бледное узкое лицо, чёрные, слегка изогнутые брови, длинные пушистые ресницы, тонкий, немного курносый нос, бескровные губы… Мэй чувствовала себя чужой самой себе, и это было неприятно.

Вдобавок её сиделки вовсе и не собирались дремать, а шёпотом делились друг с другом сплетнями, от которых на душе Мэй становилось немного теплее.

Кухарка Кристи ждёт ребёнка. Срок ещё совсем небольшой, но она не собирается избавляться от этой беременности и не хочет рассказывать, кто отец. Кот Наглец облюбовал сапоги советника Фамгуса и пачкает их при любой представившейся возможности, за что накануне получил знатный пинок, от которого едва не издох. В конюшне лошадь по кличке Славная принесла двух совершенно одинаковых жеребят. Родник в роще за замком пересох, а из колодца в деревне достали мёртвого ягнёнка, и теперь за питьевой водой приходится ходить к лесному ручью. Девчушка Тарии и Дарена подвернула ножку, когда играла с братьями. Сын кузнеца решил жениться на дочери мельника, но мельник отказал ему, потому что парень кривой на один глаз. Петух на скотном дворе подрался с гусями, в результате чего лишился половины перьев и в конце концов отправился в суп…

Жизнь в Рионе текла своим чередом. Мэй было приятно видеть, что эти женщины не жалуются друг другу, а непринуждённо болтают. Будь она и лорд Бавор плохими хозяевами, темы для разговоров сейчас наверняка были бы другими. А раз так, нужно было поскорее вернуться обратно в своё тело, чтобы избавить этих людей от лишних волнений и тревог. Интересно только, как это сделать? И куда запропастился противный Йакара-сэ с его вечно шевелящимися пальцами? Странно было это признавать, но Мэй была бы безумно рада видеть его сейчас в своей комнате.

Глава 13

Спускаться вниз по скользким камням под проливным дождём было самоубийством, но Нэйджел рассудил, что более удачного времени для того, чтобы прокрасться незамеченным мимо сторожевой башни, придумать просто невозможно. Он пару часов посидел в небольшой расщелине между камнями, намереваясь остаться в этом укрытии до конца непогоды, а потом всё же решил рискнуть и попытаться добраться до водопада на реке Таор, где на том берегу его ждал верный фьораг.

Путь по лесу над обрывом был опасным, но не настолько, как переход по открытой местности мимо башни, в которой прятались от дождя стражи, следившие за побережьем. До этого Нэйджел двигался более свободно, поскольку не ожидал встретить кого-нибудь в таком месте во время грозы, но теперь ему нужно было быть предельно осторожным.

Путей мимо башни было два – через поросший редким кустарником луг шириной около мили или по едва заметной тропинке, которая спускалась по практически отвесной скале вниз, где выходила на узкий каменистый пляж, в конце которого было видно начало широкого устья реки.

Нэйджел знал это место очень хорошо, потому что считал своим долгом иметь полное представление о границах Латернона. И всё же он был приятно удивлён тем, что выбрался сюда так быстро. По всей видимости, лес на юго-востоке от рионского замка не стеснялся захватывать побережье и весьма успешно разрастался в северном направлении, что было для латернонского лорда большой удачей.

Перед тем, как излить свои воды в Спящее море, река Таор разделялась на несколько рукавов, каждый из которых можно было перейти, замочив ноги лишь до колен. Со стороны Риона берег постоянно охранялся лишь теми, кто дежурил в этой башне, а выше по течению ходили регулярные патрули, которые наверняка сейчас тоже прятались от непогоды под сводами одной из