Информация получена, теперь только её надо проверить.

А прямо сейчас – уточнить:

– Мне ты можешь сказать, по какому каналу ты отчитываешься перед ЦИК – чтобы избежать параллелизма.

– Какой отчитывался… – Канторович вроде как совершенно искренне возмутился. – Нет, я хочу отчитаться и, видите, у нас с Оскаром есть чем и как, но совсем никакой связи не было вот до вашей вчерашней чашечки кофе. Я уже, извините, думал, что меня совсем забыли, ни связи, ни помощи нет, а евреям-портным в Константинополе живётся непросто, и у Оскара тоже нет денег обустроить нормальное фотоателье, и Циля не может кормить двух проглотов, а ещё своих дочек и кошек.

Я неделикатно прервал словесный поток, грозящий превратиться в полноводную реку, потому как сетования на еврейское счастье бесконечны и неиссякаемы:

– И ты решил подкормиться у Стеценко. А как на него вышел?

– Ну, так это же целый спектакль! – Канторовича распирала актёрская гордость. Заслуженная, как оказалось. – Две недели сидел я чистильщиком на площади Таксим, в виду дома, где Стеценко снимал квартиру…

– Чистильщиком? – Если моё удивление и не было искренним, то, во всяком случае, Абрам это не уловил.

– Да, совершенно-таки чистил сапоги да ботинки, заработок не так, чтоб очень, только за ящик и расплатился, но дождался, пока Михаил Лукич не соизволили наконец появиться. Признал меня – ну и начали работать. Сначала – на французов, а теперь вот ещё и на англичан…

Шифровано.

Секретно.

Срочно.

Прошу срочно выяснить у Председателя Крым ЦИК Гавена, известен ли ему Абрам Канторович, портной из Симферополя, бывший сексот врангелевской контрразведки и, уже после освобождения Крыма, Комиссии по борьбе с бандитизмом.

При положительном ответе прошу подтвердить факт засылки и прояснить задание, данное им Канторовичу для исполнения в Константинополе. И, по возможности, причины не информирования Крым ЧК о засылке.

Ответ каналу РС-2 для тов. Яна.

Такая каблограмма ушла через час после нашей плодотворной беседы с Канторовичем.

И сразу же после этого мы провели сначала с Игорем, потом с Ковилиди и Рефатом и, наконец, с самим Биренсоном совещание.

Цель его была ясна: как избежать провокации. А по возможности обернуть её против самих провокаторов. Против Стеценко, например.

Вариантов здесь было несколько, но в любом случае требовалось оттянуть время встречи.

Подготовка и сомнения

В резиденции Опорного пункта английской контрразведки в Константинополе, в присутствии полковника Оржиховского и мистера Симмонса, капитан Стеценко звонил по телефону, пытаясь договориться о встрече с Биренсоном.

Связь в Константинополе пока ещё далеко не достигла европейского уровня, поэтому пришлось сначала на плохом турецком объясняться с телефонисткой районного коммутатора. Затем уже по-русски, но гораздо дольше, говорить с секретарём в приёмной торгпредства: тому, видите ли, обязательно надо было знать и кто звонит, и откуда известен номер, и что за вопрос, и почему надо разговаривать именно с товарищем Биренсоном, если по этому вопросу есть компетентные специалисты. Наконец запас вопросов бдительного стража иссяк и удалось переключиться непосредственно на кабинет Биренсона.

Вся эта процедура заняла не меньше десяти минут, а во всё это время происходил короткий разговор Оржиховского с Симмонсом.

Впрочем, начался он раньше, до прихода Стеценко и речь шла об успешном применении на турецкой земле технического новшества: устройства для прослушивания телефонных разговоров.

Устанавливалась пара небольших микрофонов прямо в слуховой трубке, осуществлялось скрытое подключение к телефонной проводке. То есть реально требовалась изрядная конспиративная возня с участием подготовленного специалиста, а потом – дежурство ещё двоих, посменно. Дежурства подготовленных людей с навыками стенографии.

Ясно, что из-за всего этого приходилось весьма тщательно подбирать объект прослушки: подготовленных и хотя бы пригодных к такой работе людей было в распоряжении резидентуры всего раз-два – и обчёлся.

Но мысль Оржиховского уже распространилась дальше:

– Хорошо бы не только прослушивать их телефоны, но и определять, откуда звонят.

Мистер Симмонс был не столько консерватором, сколько прагматиком и оценил пожелание русского полковника с практической стороны:

– Это сделает необходимым использовать очень большое количество людей. Людей со специальной подготовкой.

– Увы, да, – согласился Оржиховский. – Вот если бы придумали такое устройство, которое само записывает, откуда звонили и что говорили…

– Поделитесь вашими фантазиями с господином Гербертом Уэллсом. Или сэром Конан Дойлем.

Оржиховский неплохо знал английский, а уж интонации улавливал безошибочно. В ответ на реплику мистера Симмонса он сказал только:

– При случае.

И тут как раз процедура связи с Биренсоном благополучно завершилась, и Оржиховский, воскликнув: «О, соединили!», – взял отводной наушник.

– Здравствуйте, Борис Лазаревич. Это Стеценко, Михаил.

– Да-да, здравствуйте, – услышали и Стеценко, и Оржиховский.

– У меня всё готово. Когда к вам подойти?

Но в голосе Бориса Лазаревича совсем нетрудно было уловить некую заминку.

– Михаил, э-э…

– Лукич. – Стеценко представлялся своим именем, зная, что Канторович, выходя на Биренсона через знакомства среди соплеменников, сказал всё как есть: и имя, и кой-какие прошлые дела, в известной мере объясняющие, как получен доступ к секретным документам.

– У меня здесь обстоятельства, – с лёгким намёком на извинение, но без колебаний сказал Биренсон. – Сегодня – просто никак. Давайте попробуем завтра.

– Но материал горячий, – запротестовал Стеценко.

– Уверен, за день-два не сгорит, – голос Бориса Лазаревича обрёл начальственную твёрдость. – Тем более что нам ещё потребуется время для правильной его оценки.

– Но мы же договорились о сумме, – запротестовал Стеценко, справедливо полагая, что выпятить сейчас материальный интерес – лучший способ избежать предположений о каком-то ещё интересе. Как знать, не держит ли сейчас отводную трубку профессионал из службы безопасности торгпредства и не он ли заставил Биренсона не торопиться со встречей.

А Борис Лазаревич тем временем сказал:

– С возможными коррективами договорились. И в сторону увеличения суммы – тоже. Всё, извините, тороплюсь. Звоните завтра. – И положил трубку.

Стеценко и Оржиховский тоже положили трубки; капитан, обращаясь к мистеру Симмонсу, сообщил с плохо скрываемой злостью:

– Он, видите ли, сегодня не может. Договорились на завтра.

На его реплику первым отреагировал Оржиховский.

– Придётся заново согласовывать с Махсусой время операции.

– Ну, так игра стоит свеч, – быстро сказал по-русски Стеценко.

Такой фразеологический оборот был хорошо понятен любому картёжнику, а полковник – это Михаил Лукич знал наверняка, – не был исключением.

Мистер Симмонс тоже спросил по-русски с вполне ожидаемым акцентом:

– Есть ли у вас уверенность, что большевики не берут ещё время для проверки?

– Проверки – чего? Документов они ещё не видели – и не увидят. Только от турок и узнают, какие