и все это считается нормой. Эти люди уходят на работу с восходом, а вечером целые и невредимые возвращаются домой к детям. И даже ночью они спокойно засыпают, ничего не опасаясь, а когда завывает ветер, они не шарахаются в страхе, для них он слышится не как угроза, а как колыбельная.

Я слышала об этом и читала в книгах, но никогда не видела ничего подобного в жизни и, видимо, никогда уже не увижу, поскольку мне суждено жить здесь. Один раз, правда, мне предложили бежать отсюда, чтобы жить в солнечном мире среди добрых людей. Но тогда мне показалось сомнительным такое предложение, и я не доверилась даже собственному родственнику. Закончилось это весьма печально, так, что мне даже рассказывать страшно. В один миг меня словно вышвырнули из мира детской наивности, цветов и деревьев в мир жестокости и беспощадности, темноты и страха. Даже не просите меня вспоминать это, господин Рид, я хочу, чтобы сон ваш оставался крепким.

Но я, Джон Рид, разумеется, уговорил Лорну продолжать. Я был тогда еще слишком молод, и мне нравились истории, будоражащие кровь. Лорна вздохнула, с минуту помолчала, а потом продолжила свой рассказ.

Глава 21

Второй рассказ Лорны

С той поры не прошло и года, но мне кажется, что минуло уже лет десять, так много изменили во мне события, о которых я хочу вам поведать. Тогда я любила бесцельно бродить по долине, ничего не пугаясь, а лишь мысленно строя себе чудовищ из камней или темных елей, играла с цветами, обдувая себя пушистыми одуванчиками. Ничто не тревожило мой покой, и я наслаждалась безмятежностью, как любой другой ребенок.

Я еще не сознавала, что живу среди зла, что мои родственники приносят боль и горе в чужие дома. По приказу деда никто не должен был рассказывать мне об этом, и я видела перед собой только галантных кавалеров и храбрых наездников. И все они казались мне добрыми и благородными. Это было неудивительно, поскольку на своей территории Дуны никого не грабят и ведут себя тихо, а ссоры происходят только во время карточной игры. И хотя сэр Энзор уже стар и слаб, никто бы не осмелился его ослушаться. Даже самые отчаянные головорезы притихают и становятся смирными, если им предстоит встреча с этим седовласым старцем. Нет, он не груб с ними, он никогда не ругает и не упрекает их, наоборот, на лице его появляется странная улыбка, которой они все боятся. А когда дед начинает пристально смотреть на своих сородичей, у тех даже язык отнимается от страха. Имея такую надежную охрану, я никогда не волновалась о своем благополучии и спала спокойно, ничего не опасаясь.

Но в тот вечер, о котором я хочу рассказать, случилось непоправимое. Как сейчас помню, это произошло в середине июля, пятнадцатого числа. Я заигралась в долине после заката, поскольку помнила старинную примету: если в этот день пойдет дождь, то он будет идти потом еще сорок дней подряд. Я сплетала затейливый венок из цветов жимолости и побегов вереска, чтобы порадовать деда — он любил смотреть на меня за ужином в самых причудливых головных уборах, которые я изобретала сама. Надев на голову свою изысканную диадему, чтобы не смять ее по дороге, я взяла в руки шляпку и пошла по тропинке в сторону дома. Я торопилась, потому что боялась опоздать к ужину и не хотела сердить дедушку. Самое неприятное заключалось в том, что дед никогда не показывал своего гнева, но плохое настроение его передавалось и мне, и всем окружающим.

Поэтому я выбрала короткий путь и, вместо того чтобы идти через луг, срезала угол и помчалась лесом. Вы там еще не бывали, господин Рид, насколько мне известно, но с горного хребта это местечко кажется большим серым пятном. Молодые люди не любят этот лес, потому что о нем ходят страшные легенды, а старики не забредают туда, поскольку в этой чащобе почти не слышны выстрелы.

Солнце клонилось к горизонту, и надо было поторапливаться. Длинные тени от деревьев ложились на поляны, а в траве я заметила слабое мерцание, будто какой-то таинственный свет шел прямо из земли. В этом месте почва покрыта старой листвой и гниющими ветвями, которые и начинают светиться в темноте. Я немного испугалась и готова была рвануться вперед, услышав шорох в кустах, хотя прекрасно понимала, что никого страшнее мыши или кролика я здесь встретить не могу.

Но за поворотом, там, где протекает ручей, из-за деревьев неожиданно вышел мужчина и сразу же остановил меня, схватив за руку. Я хотела закричать, но голос куда-то пропал, и единственным звуком теперь оставалось биение моего собственного сердца.

— Кузина Лорна, — заговорил незнакомец, — милая моя кузина! Ваш голос, несомненно, самый прекрасный из всех, что мне доводилось слышать. Но я умоляю вас, молчите, если не желаете смерти своего кузена и верного опекуна, Алана Брэндира.

— Вы — мой опекун? — удивилась я, чуть не рассмеявшись от такого заявления. Меня всегда веселили внезапные откровения.

— Да, мэм, имею честь быть назначенным именно вашим опекуном, — ответил юноша и поклонился, — если, конечно, я не спутал вас с кем-то другим и вы действительно являетесь Лорной Дун.

— Нет, вы не ошиблись. Я и есть Лорна Дун.

Он смерил меня взглядом и хотел уже что-то сказать, но я вырвала руку и, отступив назад, вскинула голову и повторила:

— Мое имя Лорна Дун, сэр.

— Тогда я ваш покорный слуга, Алан Брэндир из Лох Оув, лорд Алан Брэндир, сын достопочтенного пэра Шотландии. Теперь вы доверяете мне?

— Как я могу вам доверять? — изумленно воскликнула я — Да вы еще совсем молодой, не старше меня самой!

— Старше на целых три года, — обиделся Алан. — Вы, моя кузина, еще совсем ребенок, вам только шестнадцать, а мне уже почти девятнадцать.

Услышав это, я еще раз внимательнее всмотрелась в своего собеседника, поскольку такой возраст показался мне почтенным, однако сомнения мои не рассеивались, хотя одет он был, как и подобает взрослому мужчине. Мы прошли к ручью, где свет падал на воду и я могла разглядеть Алана получше.

— Я вам нравлюсь, кузина? — спросил он через некоторое время,