когда мы подняли то старое дело, указать на нее, чтобы увести следствие в другую сторону. Ведь отчего-то она не вспомнила о таинственной женщине раньше, хотя и похвасталась хорошей памятью. А теперь, когда прошло столько лет…

— Все может быть, — согласился с доводами Гурова и Пятаков. — Хотя если Кирьянова говорит правду, то вполне вероятно, что, убив по какой-то неведомой еще нам причине своего бывшего мужа, Шнайдер забрала с собой оружие.

— Но тогда получается, что и Кирьянова убила тоже Шнайдер, — почесал в затылке Лемешев. — А мотив?

— Пока не знаю. — Лев Иванович встал и зашагал по тесному кабинету Пятакова. — Но чувствую, что нужно тянуть за эту ниточку — Шнайдер, Леонидов, Кирьянов и его жена. Каким-то образом все они связаны.

— А Александр Леонидов или кто он теперь — Терентьев, он каким тут боком? — спросил Лемешев.

— Может, и никаким… — задумчиво ответил Гуров. — С ним еще предстоит серьезный разговор. Но факт остается фактом — на момент убийства он находился… Кстати, что нам говорит об этом Мира Евсеева? — Лев Иванович посмотрел на Станислава. — Как я понял по тому, что мне рассказал Андрей, — Лев Иванович повернулся к Лемешеву, — дежурный охранник слышал мужской голос из комнаты горничной в четыре утра. Голос, который вполне мог принадлежать Терентьеву. Тем более что накануне вечером он тоже был в гостинице и уехал оттуда, если только уехал, уже после десяти. В десять его машина все еще была на стоянке.

— Получается, что в то время, когда все камеры, а вернее, мониторы вышли из строя, Терентьев точно был в отеле? — приподнял бровь Пятаков.

— Получается, что так, — ответил Крячко. — Тем более что и Мира это подтверждает. Но вот когда я задал ей вопрос, ночевал ли Александр с ней или нет, она замялась, а потом призналась, что да — ночевал. Но просила меня никому об этом не говорить, иначе ее уволят, а она очень дорожит этой работой. Ей нужно оплачивать свое заочное обучение.

— Она не сказала, во сколько он ушел от нее? — Пятаков, как гончая, почуявшая след, так и потянулся к Станиславу.

— А вот ушел он от нее, опять же, с ее слов, около пяти утра. Она отправилась открывать… — Крячко резко замолчал и посмотрел на Льва Ивановича.

— Да что уж там, говори, — махнул тот рукой, давая добро.

— Что говори? — прищурился Пятаков.

— Илья Ильич, вы уж нас извините, что сразу не сказали. Нам просто нужно было проверить подлинность слов Ольги Михайловны, — спокойно и совсем даже не извиняющимся тоном, заговорил Станислав Крячко. — Дело в том, что Кирьяновой на момент убийства вообще не было в номере.

— Как это не было? — Пятаков покраснел.

«По-видимому, это оттого, что он рассердился и сдерживает себя, чтобы не повысить голос», — подумал Лев Иванович, глядя на Пятакова, и вздохнул. Он очень не хотел расстраивать оперативника. Если быть честным до конца, то Пятаков нравился Гурову, и он считал, что тот не заслужил, чтобы от него скрывали факты, которые всплыли в ходе их с Крячко расследования. Но, с другой стороны, они узнали о них еще тогда, когда не участвовали в этом расследовании официально.

— Илья Ильич, — Гуров решил сам рассказать Пятакову об алиби Кирьяновой, — это я принял решение не говорить пока вам, что Кирьянова сказала неправду. Мы вели это дело неофициально, и она просила нас не оглашать этот факт, потому что он мог навредить старшей горничной отеля, Екатерине Родниной, и Мире Евсеевой. Дело в том, что на крыше есть еще один бассейн. И вход туда воспрещен. Роднина и Кирьянова — давние приятельницы, и старшая горничная нарушала правила и пускала Ольгу Михайловну на крышу поплавать. Она не всегда открывала им выход к бассейну сама, а просила об этом или Миру, или другую дежурную горничную.

— И что? — Голос Пятаков стал сиплым, а глаза, глядевшие теперь на Гурова прямо и остро, прищурились еще больше.

Но Лев Иванович не отвел глаз и продолжил объяснение:

— А то, что нам нужно было сначала проверить, правду ли говорит Кирьянова или нет. Мы поговорили и с Родниной, и с Мирой. И они, хотя и нехотя, но признались, что да, они открывали выход на крышу и предоставляли Кирьяновой доступ к бассейну. Но…

— Есть еще и «но»? — Пятаков злился все больше, но по тому, как он сжимал и разжимал кулак одной руки, было видно, что он старается сдерживать свои эмоции.

— Есть и «но», — спокойно ответил Лев Иванович. — В тот момент, когда Кирьянова уходила из номера и возвращалась в него, ее никто не видел. Камеры слежения, как мы знаем, были выведены из строя. Но не сама же она их вывела! Как вы думаете?

— Никак я не думаю, — процедил Пятаков. — Вы скрыли важный для следствия факт.

Он замолчал и отвернулся от Гурова.

— Мы скрыли не один факт, — решил идти ва-банк Крячко и достал из кармана пакетик с пуговицей, которую Лев Иванович еще в первый день убийства нашел под кроватью в номере Кирьяновых. — Но разве мы не вместе ведем сейчас это следствие? Все равно рано или поздно все точки над i были бы расставлены. Факты были нами не упомянуты не из корыстных целей, а в интересах следствия. Вот это, — он протянул Пятакову пакет с пуговицей, — Лев Иванович нашел под кроватью, у самой стенки, с той стороны, на которой был убит Кирьянов. И нашел уже после того, как там поработали ваши криминалисты.

Пятаков резко повернулся и посмотрел на протянутый ему пакет. Он не стал его брать, а просто молча смотрел на него.

— Один — один, — хмыкнул Лемешев. — Илья Ильич, мне кажется…

— Мне не интересно, Андрей, что тебе кажется, — резко оборвал его Пятаков. Он снова отвернулся от Гурова и Крячко и стал смотреть себе под ноги. Но Лев Иванович уж понял, что Илья Ильич начал остывать.

«Как утюг. Включили — нагрелся моментально, выключили — остыл», — сделал сравнение Лев Иванович и, забрав у Крячко улику, сунул ее в карман, а вслух заметил:

— Я пока что не уверен, что пуговица принадлежит убийце. Хотя и ни к одной из вещей Кирьяновых она тоже не подходит. Мы уже это проверили.

— Кирьянова могла избавиться от вещи, — буркнул все еще недовольный Пятаков.

— Зачем? Только потому, что на ней оторвалась пуговица? — усмехнулся Лев Иванович. — Есть вариант, что пуговица могла оторваться от одежды предыдущих жильцов номера. Но это нужно еще уточнять. Возможно, кто-то из горничных, обслуживающих номер, узнает эту пуговицу. Ты ее показывал Мире? — спросил он у Крячко.

— Забыл, — махнул тот с досадой рукой. — А ведь брал ее у тебя, чтобы показать!

Илья Ильич молчал.

— Так вот, — Крячко решил, что может продолжить свою прерванную мысль. — Мира Евсеева, когда я сказал ей, что Роднина призналась нам в том, что Кирьянову пускали в бассейн, тоже не стала отпираться и рассказала,