Нуволари о необходимости придерживаться условий контракта, связывающего его со «Скудерией Феррари».

Несмотря на его усилия, ситуация начала выходить из-под контроля. И не помогла даже их очная встреча, организованная за несколько дней до «Кубка Чиано» в Милане, в штаб-квартире «Альфа-Ромео». По итогам встречи Феррари фактически капитулировал, согласившись на то, что его организация будет скудерией Нуволари-Феррари, хотя и только со следующего сезона. Возможно, он пытался выиграть время. А возможно, просто ждал casus belli[35], который Нуволари вскоре и преподнес ему на блюдечке.

После миланской встречи, на которой, казалось, перемирие и в самом деле было достигнуто, Нуволари позволил Феррари заявить для него «Альфа-Ромео» на «Кубок Чиано», который прошел в воскресенье, 30 июля. На самом же деле в конце июля он купил у братьев Мазерати «8CM», подобную той, на которой он ездил в Спа в начале месяца. Он, не афишируя этого, доставил ее в Ливорно, нарисовал на капоте тот же номер «40», который был на капоте «Альфа-Ромео», выделенной для него «Скудерией Феррари», и вместе с верным Компаньони внес те же изменения, которые вносил в предыдущую «Мазерати».

В день тестов «Скудерия Феррари» для своего лучшего пилота выкатила «Альфа-Ромео 8C Monza 2,6». Однако Нуволари заставил подать ему его собственную «Мазерати». На ней он выиграл гонку. Бривио на «8C Monza 2,6» занял второе место. Бордзаккини, которому пришлось вернуть свою машину в боксы из-за неисправности, пересел на машину Тадини и занял четвертое место.

Тем же вечером Нуволари и Феррари разошлись в разные стороны. Энцо, возмущенный новой победой мантуанца и уловками, которые предшествовали гонке, решил, что он свободен от каких-либо обязательств перед парой Нуволари – Бордзаккини. Каплей, переполнившей чашу, было «юридическое требование об исполнении контракта», которое ему направили оба пилота. Нуволари и Бордзаккини дали ему на ответ восемь дней. Феррари столько времени тратить не собирался и той же ночью послал их к дьяволу.

Разрыв пока оставался внутренним делом «Скудерии Феррари» – официальных заявлений не было. Прежде чем сделать разлад публичным, что неизбежно вызвало бы шумиху, Энцо Феррари решил дождаться созыва собрания акционеров Скудерии.

Но и не сидел сложа руки.

В понедельник с утра пораньше он отправился в Портелло, чтобы еще раз обосновать свои просьбы. На этот раз к нему прислушались. Руководство «Альфа-Ромео», испуганное уходом лучшего итальянского гонщика и, видимо, чувствуя себя в некоторой степени ответственными за произошедшее, наконец согласилось продать «Скудерии Феррари» оставшиеся шесть «P3», стоящие на складе в Портелло с прошлой осени. Решению поспособствовала и «Пирелли», которую Энцо настойчиво и многократно подталкивал к действиям.

ТАКЖЕ ФЕРРАРИ ПРИОБРЕЛ НУЖНЫЕ ЗАПЧАСТИ И ПОЛУЧИЛ ВОЗМОЖНОСТЬ СНОВА РАБОТАТЬ СО СВОИМ СТАРЫМ ЗНАКОМЫМ, ЛУИДЖИ БАЦЦИ, КОТОРОГО ЛЕТОМ 1923 ГОДА ОН ЛИЧНО ПЕРЕМАНИЛ К СЕБЕ ИЗ «ФИАТ». В МОДЕНУ ПРИШЕЛ И ИСПЫТАТЕЛЬ АТТИЛИО МАРИНОНИ. ВСЯ ЭТА ОПЕРАЦИЯ ОБОШЛАСЬ «СКУДЕРИИ ФЕРРАРИ» ПОЧТИ В МИЛЛИОН СЕМЬСОТ ТЫСЯЧ ЛИР.

Развод между Нуволари и «Скудерией Феррари» стал известен широкой общественности в пятницу, 4 августа. Феррари ограничился тем, что позвонил в La Gazzetta dello Sport, чтобы опровергнуть слух, согласно которому Нуволари, покинув «Скудерию Феррари», приобрел «Альфа-Ромео» напрямую у завода, чтобы соревноваться с машинами Скудерии.

Энцо Феррари решил «выйти из уединения», в которое он заключил себя, только в следующий понедельник и сделал это с помощью письма, направленного в La Gazzetta dello Sport.

Феррари начал с прояснения ситуации. Он утверждал, что «административных разногласий между “Скудерией Феррари“ и господами Нуволари и Бордзаккини не было; не было и никаких противоречий относительно распределения призовых за участие в гонках». А причина расставания, по его мнению, была очень простой: «Нуволари и Бордзаккини 3 марта 1933 года подписали соглашение о вознаграждениях, полагающихся пилотам за участие в гонках и по результатам сезона». Это был урок, который его когда-то заставил выучить Римини: теперь он не только читал контракты до конца, но и намеревался строго их соблюдать.

Прояснив, что административные причины со стороны Нуволари – то есть экономические, – по мнению Феррари, были только предлогом, Энцо сместил причины конфликта в личную сферу. Он недвусмысленно заявил, что «единственной причиной таких разногласий» было «желание Нуволари получить абсолютное главенство в “Скудерии Феррари“». Однако Скудерия, объяснил Феррари, «не посчитала возможным идти на какое-либо соглашение, связывающее будущее самой компании с именем аса, каким бы блестящим он ни был». Поэтому и произошел разрыв, которого Феррари не хотел и к которому не стремился, но которого захотели и к которому стремились два пилота, однако «граф Карло Феличе Тросси, я и другие руководители Скудерии не могли бы одобрить подчинение компании этим пилотам».

«Это – суть разногласий, которые привели к расставанию, к прекращению действия текущего контракта с Нуволари и Бордзаккини и к неуважению письменных обязательств», – подытожил Феррари. Контракта, который, как подчеркнул генеральный директор «Скудерии Феррари», «и Нуволари, и Бордзаккини решили разорвать самовольно».

Ответ Нуволари не заставил себя ждать. Он тоже был вынесен в прессу и опубликован на следующий день, во вторник, 8 августа 1933 года.

Нуволари и Бордзаккини – это заявление подписали оба – предложили итальянской спортивной общественности свою точку зрения, которая, разумеется, была противоположной точке зрения Феррари. Они утверждали, что контракт был «разорван» не ими – это «Скудерия Феррари» ответила на их запрос «разрывом всех отношений с нами и подписанием других пилотов». И, конечно же, с точки зрения обоих гонщиков, причины конфликта были «исключительно административными, а не спортивными», вопреки утверждениям Феррари. «То, что Нуволари пытался получить абсолютное главенство в Скудерии, – это абсолютная неправда», – писали они.

«Истиной, – говорили они, – является то, что если “Скудерия Феррари“ и стала известной и популярной, то произошло это в значительной степени благодаря нам», потому что «в гонках участвуют и побеждают не словами». Обвинение было направлено прямо и беспощадно: Феррари был хорош в речах, они – в делах. Но у них было и еще несколько камней за пазухой. «Нет настолько наивных людей, которые могут подумать, что “Скудерия Феррари“ существует благодаря великодушию и щедрости некоего простака-фанатика, заботящегося о росте пилотов», – намекали они.

Никто и никогда не заходил – да и не мог бы зайти – так далеко! Только Тацио Нуволари был способен позволить себе назвать Энцо Феррари простаком и фанатиком.

В последующие недели раздрай только усилился, в него вовлеклись юристы обоих гонщиков и «Скудерии Феррари». В частных беседах Нуволари, увидев твердость, проявленную по отношению к нему, имея в виду Энцо, говорил «шериф» – даже «шериф-ф-ф»! Но вскоре их обмен уколами исчез из заголовков.

Конечно, одной из причин, побудивших