Июль 1996

Леон Гринберг

«Писал ли я Вам, кто я такой? Был в Киеве в доисторические времена магазин А.Я. Золотницкого, Крещатик, 23, против почты[219]. Четыре окна на улицу и посередине двуспальная дверь. Магазин был громадным и такое же большое, благоустроенное подвальное помещение. Принадлежал он моему деду, а потом моим дядьям. В 1919-м мой младший дядя, Яков Абрамович, почувствовал охоту к путешествиям и, через Одессу, поплыл в сторону Франции. Сумел он взять с собой один чемодан, и то лёгкий. В Париже старые деловые друзья помогли дяде открыть магазин, который он назвал «A la Vieille Russie». B 1921 году очутился в Париже и я и стал работать вместе с Яков Абрамовичем, одновременно занимаясь в Сорбонне. Дела магазина шли отлично; это было время, когда Америка процветала, когда американские туристы толпами ходили по парижским улицам и охотно тратили доллары, отягощавшие их карманы. Сегодня это кажется сказочным временем. Кроме американцев были у нас и другие верные клиенты: король Александр Сербский (которого убили в Марселе); король Густав V Шведский; король Фердинанд Румынский и особенно жена его Мария; король Фарук Египетский и другие коронованные дяди. Грета Гарбо, Марлен Дитрих, Шаляпин, Рахманинов, Александр Бенуа, Дягилев (и Сергей Лифарь). Полный список наших клиентов, мировых знаменитостей, был бы очень длинен.

Когда началась война 39-го года, всё изменилось. В 1942 году нам удалось, – с пустыми руками, как в 1919 году, – перекочевать в Америку. Там некий Александр Шеффер (Shaffer), венгерского происхождения, имевший с давних пор антикварный магазин, предложил нам войти к ним в компанию. Мы взяли новое, большое помещение на 5-й Avenue и открыли магазин под старым названием «A la Vieille Russie inc», хорошо уже известным по Парижу и коллекционерам и многим музеям. И в Париже, и в Нью-Йорке нам случалось организовывать выставки: икон; старинных драгоценностей; драгоценных табакерок; вещей работы Фаберже; редких автоматов и часов. Каталоги давно разошлись: имеются в Эрмитаже и в московском Историческом музее.

Магазин A la Vieille Russie, 781 Fifth Avenue, N.Y. существует по сей день и процветает. Я из него вышел лет 15 тому назад и вернулся в Париж. В декабре 1959 г. я закрыл парижский магазин и живу, ничего (почти…) не делая, по известному Вам адресу. Вот, в двух очень коротких словах, мой преждевременный некролог.

Это было написано Львом Адольфовичем Гринбергом 17 июля 1979 года в письме Марку Захаровичу Петренко в Киев. Конечно, это слишком короткий «некролог» для столь кипучей, разнообразной и в высшей степени плодотворной деятельности этого замечательного человека, полезной для наших музеев, библиотек, архивов и других учреждений культуры.

«Некролог» – пользуясь словом самого Льва Адольфовича, который отличался не только мягким, добрым характером, но и обладал добродушным юмором, часто к самому себе, конечно, был преждевременным. Он прожил ещё два года и умер 6 июля 1981 года совершенно случайно, при стечении нелепых обстоятельств.

Я не могу припомнить, когда впервые познакомился со Львом Адольфовичем Гринбергом, и в моей записной книжке этот факт четко не зафиксирован. Вероятнее всего, это произошло в 1963 или в 1967 году, так как в самом начале 1968 года, когда я был приглашен французской стороной на закрытие выставки «Русское искусство от скифов до наших дней», мы встречались уже как давно знакомые друзья. Однако впечатление осталось такое, как будто мы всегда были знакомы и снова встретились после небольшого перерыва. Это был обаятельнейший человек, с добрым, уступчивым характером, всегда внимательный и предупредительный. И, главное, как будто до знакомства мы уже делали какие-то дела и сейчас решили продолжить наши деловые отношения. Да и дела у нас как-то оказались общими и интересными в равной степени для обоих.

Так с чего же начать. Очень просто: у графини Росарио Зубовой, вдовы Сергея Платоновича Зубова, богатейшей аргентинки, есть в Женеве целый музей искусства, в том числе и русской живописи[220]. Она дружила с К. А. Сомовым и еще при его жизни купила у него картину «Обнаженный юноша» (Борис Снежковский), 1937 r.

В акте поступления картины в Русский музей (акт № 3740 от 4.7.1969 г.) значится, что картина получена из Швейцарии в качестве дара графини Р. Зубовой через ее поверенного Леона Гринберга. Конечно, это очень просто, если делом занимается даритель, посредник и я, получатель. Но кроме нас троих имеется посольство, два министерства культуры и целый ряд чиновников от культуры, которые в принципе должны были бы содействовать нормальному ходу вещей, а на самом деле, вольно или невольно, тормозили его осуществление. Принимать или не принимать этот дар договориться с посольством было легко. Раз не надо платить – принимать! 30 января 1968 года, когда я был Париже, Лев Адольфович, как светски воспитанный человек, написал проект моего письма графине Зубовой. Я его старательно переписал. Лев Адольфович перевел на французский язык и вместе с оригиналом отправил в Женеву графине. Вот это письмо:

«Глубокоуважаемая графиня Зубова, Вы любезно известили меня через Л. А. Гринберга о Вашем намерении принести в дар Русскому музею в Ленинграде картину К. Сомова. Цветная фотография этого холста передо мной, произведение полное силы и реализма. По-видимому, к концу своей жизни Сомов сохранил все, что прославило его в эпоху Мира искусства. Тот факт, что картина была приобретена непосредственно у художника, то, что Вы знали его в течение многих лет, придает особую ценность Вашему дару. Портрет этот дополняет серию произведений Сомова, которые находятся в нашем музее, и представляет новый и неизвестный таланта Сомова. Ваша картина была бы в первый раз показана публике на большой выставке, посвященной Сомову; мы её подготавливаем к столетию со дня его рождения. На этикетке было бы указано, что картина получена в дар от графини Зубовой из Аргентины. Мне было бы невозможно принять обязательство, что портрет будет перманентно выставлен в залах музея; он разделит участь других произведений, которые иногда уступают место временным экспозициям или уезжают подчас в другие города Союза или за границу. Но Ваша картина была бы во всяком случае принята в основной фонд музея и фигурировала бы в следующем издании нашего каталога. Я надеюсь, что это вполне соответствует Вашему желанию и что благодаря Вашей щедрости вернется на Родину капитальное произведение Вашего друга, большого русского художника Константина Сомова».

Вскоре графиня Зубова прислала в Русский музей дарственное письмо в двух экземплярах. Музей послал ей свои альбомы, фотографии здания и залов, путеводитель на французском языке. Л. А. Гринбергу я послал свой альбом «Акварель и рисунок Русского музея».

Контакт с Зубовой установился, контакт очень нужный и суливший в дальнейшем большие надежды. Имея в виду эти перспективы (о них я скажу несколько позже), я