– Почему другое? Говори яснее!

– Ну, понимаешь, Костик… – Я смущенно отвела глаза. – Мы с Костиком…

– Что, любовник он твой? – Брюнетка фыркнула.

– Ну, вот, сразу такие слова вульгарные… отношения у нас с ним, понимаешь? И я в его дежурство иногда прихожу…

Костик был здоровенный детина, похожий на орангутанга, бывший спортсмен-тяжеловес. У него была семья: жена и двое годовалых девчушек-двойняшек. Иногда по утрам они приходили встречать его после работы, Костик брал своих девчонок двумя руками и подбрасывал высоко в воздух. По сравнению с ним они казались пластмассовыми пупсами.

– Ну ты даешь! А с виду такая тихоня!

– Мы что, будем обсуждать мой моральный облик?

– Да мне на это наплевать, чтобы не сказать хуже! Короче, значит, мы приходим в твой музей, ты зовешь своего Костика, якобы пришла потрахаться…

– Прекрати! Как ты выражаешься!

– Как хочу, так и выражаюсь! Короче, он открывает двери, я его отрубаю…

– Только не насмерть!

– Ладно уж, договорились! Дальше ты управишься?

– Дальше управлюсь.

– Годится. Значит, сегодня и пойдем.

– Только мне нужно туда позвонить, узнать, кто из охранников сегодня дежурит.

– Э нет! Я тебе не позволю ни с кем разговаривать, может, ты их попробуешь предупредить.

– Да ты же будешь рядом стоять и слушать.

– А может, ты какое-нибудь условное слово скажешь. Нет, я сама буду разговаривать.

Я незаметно перевела дыхание: она сама предложила то, на что я рассчитывала.

– Ладно, как скажешь, мне без разницы… развяжи мне руки, я наберу номер.

– Еще чего! Диктуй номер, я сама наберу.

– Ну, у тебя уже паранойя! Что я смогу сделать, если ты мне развяжешь одну руку?

Она оценивающе взглянула на меня и все же не стала развязывать, видимо, вспомнила мои каскадерские штучки.

– Диктуй номер!

И я продиктовала.

Она набрала номер, поднесла трубку к уху и прислушалась.

Какое-то время она дожидалась ответа, потом оживилась, видимо, дождалась, и начала:

– Здравствуйте, можно…

Договорить она не успела, на ее лице проступило сначала удивление и растерянность, потом глаза ее округлились и стали бессмысленными, потом она побледнела, негромко охнула, сползла на пол и вытянулась, не подавая признаков жизни.

Лицо ее было белым как мел, она дышала, но тяжело, хрипло и неровно, с перебоями.

Мой план сработал.

Дело в том, что я продиктовала ей, разумеется, вовсе не телефон музея, а тот номер телефона, по которому перед смертью разговаривал Михаил Филаретович.

Тот самый злополучный номер, по которому позднее я позвонила – и услышала в трубке бесполый голос, который произносил странные, гипнотические заклинания на непонятном языке, заклинания, от которых мне стало так плохо, что я едва не потеряла сознание, и избежала этого только благодаря счастливому стечению обстоятельств, и еще благодаря тому, что была готова к подвоху.

А когда на звонок с этого номера ответила бедная дурочка Алиса – она всерьез отключилась, и ее едва привели в сознание…

Даже сейчас, только вспомнив тот гипнотический голос, я почувствовала дурноту.

Вот и на злодейскую брюнетку этот голос подействовал, как хороший удар по голове.

Но долго ли она пролежит без сознания – неизвестно, так что мне нельзя терять время, нужно скорее освободиться, пока обстоятельства благоприятствуют…

Я снова вспомнила уроки и наставления того отставного каскадера Михалыча.

Среди прочего, он рассказывал мне, как можно освободиться, если у тебя связаны руки. К счастью, все его рассказы намертво запечатлелись в моей памяти, хоть я и говорила, что память у меня избирательная, но все, что случилось в пансионате, помню в подробностях.

Я сложила пальцы правой руки щепотью, потом сплела их в сложную фигуру, немного напоминающую обычную фигу, повернула запястье, так что хрустнул сустав…

Было очень больно, но мне удалось высвободить большой палец, а потом и всю руку.

Теперь, когда правая рука была свободна, дело пошло значительно лучше, и через минуту я полностью освободилась от веревок и на руках, и на ногах.

Я растерла онемевшие руки, выбралась наконец из осточертевшего кресла и шагнула было к дверям, но потом спохватилась, вернулась, наклонилась над бесчувственным телом брюнетки.

Собрав веревки, которыми недавно была связана я сама, я перевернула брюнетку на живот, свела ее руки за спиной и крепко связала их, а потом привязала к ногам, согнув их в коленях.

Этот способ мне показал тот же Михалыч, и он утверждал, что развязаться в таком положении без посторонней помощи практически невозможно. Кажется, такой способ связывания профессионалы называют «лодочкой».

Потом я добавила последний штрих – засунула в рот брюнетке скомканный носовой платок. Теперь она, когда очнется, и на помощь позвать не сможет.

Тут я заметила у нее за поясом пистолет, которым она мне угрожала, и забрала его.

Обращаться с оружием я не умею, но можно использовать этот пистолет как психологическое оружие. Кроме того, важно, что его не будет у брюнетки.

Закончив все эти дела, я выскользнула в коридор и тихонько, крадучись пошла по нему.

Сейчас мне нужно было найти Алюню – не могла же я оставить ее в этом гадюшнике! Хотя, кажется, ей здесь нравится… Ей здесь внушили сознание собственной значимости.

Если она не захочет уйти своими ногами, станет сопротивляться – я ее просто обездвижу и потащу за собой волоком, как мешок. Лопнуло мое терпение!

Нашла я ее легко: проходя мимо неплотно прикрытой двери, я услышала из-за нее до боли знакомый Алюнин голос. Алюня декламировала с жуткими драматическими подвываниями:

– Хоровод пошел, пошел!

Принесли? Кидай в котел!..

Я тихонько приоткрыла дверь и заглянула.

В небольшой комнате сидела, уныло подперев щеку кулаком, та тощая мымра, которая оглушила меня, подкравшись сзади, а потом увела Алюню.

Сама Алюня стояла перед ней в театральной позе, со злобным выражением лица, и декламировала:

– Жаба, посреди камней

Гнившая пятнадцать дней,

Горсти трав и нечистот —

В колдовской котел пойдет!

Алюня прервалась, перевела дыхание и пояснила:

– Как вы понимаете, это монолог ведьмы из «Макбета». Козинцев после «Гамлета» и «Короля Лира» хотел снять и эту трагедию и пригласил меня на эту роль, но заболел, и планы не осуществились. Но он меня очень, очень высоко ценил! Так что вы должны понимать, какая для вас удача получить меня в качестве ведущей!

Ну, надо же, Козинцев ее приглашал! Этак она скоро скажет, что ее Эйзенштейн хотел в «Броненосце «Потемкине» снимать, в роли коляски!

Мымра тяжело вздохнула и откровенно посмотрела на часы.

Алюня заметила этот взгляд