– Эй, ты чего, охренел?! – закудахтал он.

Когда Плохой Человек закончил молитву, Якуб сказал:

– Мне нужно кресало и немного трута.

– Возьми. Зачем они тебе?

Якуб рассказал о полозе и таинственном спуске под хижину Славы, а Плохой Человек слушал внимательно.

– Может, ты нашел нечто большее, чем просто подвал? Может, тебе нужны не только кресало и трут?

– Но что еще я могу там найти?

– Значит, ты уже не помнишь старых баек, о которых расспрашивал всего несколько недель назад? А вдруг ты нашел подземный мир, Дом Змеиного Короля?

Еще вчера Якуб рассмеялся бы, сказав, что это чепуха, сказки и бредни. Однако вчера его память еще скрывала встречу с великими змеями в заколдованной долине, как раз перед погружением в зимний сон. Вчера он еще не помнил о змеином обещании и о сердце короля. Теперь же с него словно слетело заклятье.

– Пойдем, Куба. Я знаю оружие, которое поможет победить злейших врагов и преодолеть самые большие преграды в подземном мире и за его пределами.

– И у вас есть оружие?

– А почему бы мне его не иметь.

– Если бы у меня было такое оружие, я бы сидел не в лесу, а на панском дворе.

– И что бы ты делал на этом панском дворе?

– Я бы ел, пил и рубил головы тем, кто мне не нравится. А панам и ксёндзам я велел бы отрабатывать барщину каждый день круглый год, пока они не сдохнут. И первым делом вельможному пану Богушу, а потом и другим.

– Ох, Куба, Куба, это не то оружие, которым можно рубить головы.

И произнес Плохой Человек слова, которые он узнал от Бога или от кого-то очень похожего на него. Слова, в которые нужно вгрызаться, выжимать из них соки, и которые преображают того, кто их произносит, и весь мир вокруг.

– Повторяй их тысячу раз в день, – сказал отшельник, – повторяй десять тысяч раз, повторяй с каждым вдохом, пока не перестанешь различать, где слово, а где ты.

– А что они значат? – спросил Якуб, потому что слова были на чужом языке, вроде бы похожем, но совсем другом, мелодичном и певучем, и от их звука мурашки бежали по спине.

Плохой Человек ответил словами простой молитвы, молитвы сердца, и Якуб изумился. Он стиснул зубы, сжал кулаки.

– Вы все меня за дурака держите? – прошипел он, едва сдерживая гнев. Он чувствовал себя обманутым и осмеянным, гнев кипел в нем, так что едва пар из ноздрей не шел. Шеле захотелось смазать с лица отшельника кулаком улыбку. – Если это и есть твое оружие, то оставайся здесь гнить в этом лесу и упейся до смерти!

– Лучшего оружия нет, – грустно ответил Плохой Человек, но Якуб уже пошел прочь, даже не попрощавшись и не выпив на посошок. Старик сгорбился, сжался и почесал лысеющий череп. – Другого оружия вообще нет.

XXXII. О стране тьмы

Сказывают, что Якуб ушел под землю, не имея иного оружия, кроме заткнутого за пояс ножика для древесины.

Шеля вновь спустился по крутой лестнице, освещая себе путь наспех сооруженным факелом. Факел этот жутко коптил, обжигал лицо и вместо того, чтобы разгонять мрак, вытягивал только наверх уродливые тени. Но это был хоть какой-то свет.

Якуб уже представил себе, что задохнется, что масса земли рухнет на него и похоронит заживо, но неожиданно очутился в небольшом погребе. Деревянные полки, вспухшие от влаги, прогибались под тяжестью банок, бутылей и глиняных горшков. У стены громоздились закатанные бочонки. Якубу показалось странным, что отшельница устроила кладовку так глубоко под землей.

Внимательно осмотревшись, он заметил, что стены сложены из старого камня, пожалуй, столь же древнего, как и руины Глодоманки к югу от Эмауса. Подземелье явно появилось в очень давние времена, намного раньше, чем была построена хижина Славы.

Отшельницы здесь не было, но в противоположной стене виднелась приоткрытая, полусгнившая дверь. Якуб со всей силы толкнул ее. Дверь сразу не хотела открываться, но затем петли застонали, заскрипели и сломались.

За дверью уходила вниз еще одна лестница, уже не такая крутая, а за лестницей открывались новые подземелья; от них уходили туннели, дышащие гнилой духотой, спутанные, как клубок спаривающихся змей. Коридоры были то выложены камнем и увенчаны изящными сводами, то высечены в песчанике, а порой просто выдолблены в земле и кое-как утрамбованы; стены там были увешаны паутиной и полны червей, а с потолка свисали корни деревьев. Якуб снова и снова звал Славу, уже не надеясь, что она ответит. В подземелье голос мгновенно исчезал в смолистой тьме сразу за кругом зыбкого света, отбрасываемого факелом.

Наконец, когда Шеля в очередной раз выкрикнул имя отшельницы на развилке коридоров, где-то далеко за спиной послышалось тяжелое грохотание, будто что-то скользило по земле. Испугавшись, Якуб бросился в ближайший туннель. С тех пор он бродил молча, но ему постоянно казалось, будто он слышит отдаленные звуки, скрип и скрежет.

Это корни передают звуки деревьев. Наверху, наверное, дует ветер. Так он говорил себе, когда от страха в жилах стыла кровь и хотелось сорваться и с криком броситься вперед.

Должно быть, прошло много времени, а может, и мало, когда юноша добрался до просторной части подземелья. Своды здесь были выше, а комнаты больше напоминали церковные склепы, чем подвалы. Свет факела отражался в гладко отполированных колоннах, держащих невидимые во мраке перекрытия. В одном из таких залов Якуб заметил разноцветную роспись, на которой были изображены рыцари на стройных драконах, сражающихся с косоглазыми татарами. Рассматривая фрески, Шеля не смотрел под ноги, пока неожиданно что-то под ними не заскрипело.

Он отпрыгнул назад и посветил себе факелом: пол весь был усыпан костями, черными скелетами людей и хрупкими хребтами змей. Мертвые были повсюду. Многие лежали вповалку, словно пали в бою; другие же покоились на катафалках и в настенных нишах. Одни истлели уже от старости, едва тронешь – рассыпаются в труху, другие все еще были покрыты серыми ошметками плоти. Нашлось даже несколько совершенно свежих, и казалось, будто они просто спали.

Хмурые черепа пялились на Якуба удивленными глазницами, и Шеля попятился назад. Вдруг он услышал за спиной странные голоса, похожие на журчание лесного ручья или шелест засохшей листвы. В коридоре, откуда он пришел, горел зеленоватый свет.

Якуб не раздумывал. Он нырнул за ближайшую колонну, растоптал факел и прижался спиной к холодному камню. Он благодарил Бога и всех мелких божеств, которые слушали его в этот момент, что у него нет сердца и приближающиеся