Шрифт:
Закладка:
Якуб немного побродил по лесу, но успокоиться так и не смог. Непонятное чувство гнева клокотало в нем где-то между головой и грудиной. Тогда он повернул к хате отшельницы и довольно долго бродил вокруг нее, высматривая валы и другие следы древнего града Змеиного Короля, о котором рассказывал Плохой Человек. Трудно сказать, заметил ли он что-нибудь, потому что в Бескидском лесу полно оврагов и крутых холмов, напоминающих древние укрепления или руины старинных замков.
Солнце стало уходить с небосклона, и тогда Якуб наконец вернулся к Славе, голодный и злой той злостью, которая обычно возникает после бесцельно потраченного дня. Он лег спать еще засветло, и снились ему сны спутанные, как змеиные тела.
К счастью, на следующий день снова наступил понедельник, обычный и настоящий, как краюха хлеба. Якуб по уши ушел в работу. Он обтесывал ветки с буковых бревен и сглаживал сучки большим рубанком. Сучков было много, и работа шла небыстро. К тому же Якуб работал с Йоякимом Пекликом, и потому все мысли Шели вращались вокруг Нелюдима и услышанных в последние дни историй. Пеклик оказался хорошим напарником, трудолюбивым и жизнерадостным, хотя, возможно, слишком скрытным. Прошел не один день, прежде чем Якуб спросил:
– Йояким, а что вы знаете о Нелюдиме?
– О Нелюдиме? – удивился тот.
– Ага.
– Сказки все это. – Йояким пожал плечами. – Говорят, много веков назад в Бескидах жил могущественный колдун. Его звали Нелюдимом, потому что он сторонился людей. Душу, говорят, он дьяволу продал, и за это Бог его покарал. Замок Нелюдима провалился под землю, а сам он превратился в камень. – А тебе-то на что эти байки?
И рассказал Якуб то, что услышал от Черныша и Плохого Человека, умолчав, правда, о странном облике первого – не то кошачьем, не то петушином. Йояким слушал и слушал, и даже работать перестал.
– И что, Йояким? Вы думаете, что кто-то из них настоящий Нелюдим? Отшельница или Плохой Человек? Йояким, а?
– Что? Что ты говоришь? Нет, это просто бабская болтовня и байки старых дедов. – Он на мгновение замолчал и вернулся к сглаживанию сучков. Долго не продержался. – Ты хочешь сказать, что отшельница крадет молоко? И что старая ведьма бесплодие чертовским членом лечит?
– Ну… так говорил Плохой Человек, это все, что я знаю. При чем тут Нелюдим?
Но Йояким только выпрямил спину, до хруста, и уставился куда-то вдаль.
XXXI. О Нелюдиме в третий раз
Сказывают, что Якубу повезло, потому что Слава послала его в Ясло к кузнецу Филипу Раку за новым лемехом, шипами для подков и чем-то там еще. Шеля удивился, потому что у них не было лошади, чтобы ее подковать, и поля, чтобы вспахать его, но он привык лишний раз не спрашивать и просто пошел.
Возвращался Якуб через три дня ни с чем, потому что старый Рак на святую Анну отправился в Пильзно на ярмарку, а Пильзно мало того, что лежало далеко, так еще дорога туда пролегала мимо бывшей деревни Якуба и усадьбы Богуша. Нет, Якуб не пошел. Он не хотел идти этой дорогой.
Шеля понял, что что-то не так, задолго до того, как почувствовал горьковатый запах гари. Сначала он заметил отсутствие ласточек. У них были гнезда в хлеву отшельницы, и всегда летними вечерами они рассекали небо по дуге на части. Их щебет был мелодией лета. А теперь они исчезли.
Он ускорил шаг и влетел на поляну. От хижины Славы остались черные руины; печка и закопченные остатки стен уныло торчали, как кости древнего чудовища. Пепел еще не успел остыть.
Шеля метался, как лиса, пойманная в капкан. В сгоревший дом он войти не решился. Он не прекращал шептать имя отшельницы, словно хотел призвать ее, но что-то внутри не позволяло ему потревожить кладбищенскую тишину пожарища.
– Слава. Слава. Слава…
Юноша едва не споткнулся о скорчившуюся на земле фигуру, более напоминавшую груду лохмотьев, нежели живого человека.
– Слава?
Но это была не она, а старая Агата. Она пускала слюни и бормотала что-то своим беззубым ртом.
– Где Слава? Говори!
Но бабка прошамкала что-то себе под нос и разразилась старческими рыданиями. Шеле стало плохо от этого воя, и он встряхнул старуху, а поскольку та продолжала выть и выть, ткнул ее кулаком в рот. Бабушка наконец умолкла, и Якубу показалось, что он ударил собственную мать. От тупой злости на самого себя и за то, что Агата была Агатой, а не его Славой, он пнул еще раз старуху в голову и побежал вперед. Куда глаза глядят, как можно дальше. Отчаяние жгло его изнутри, и дикие звери разбегались с его пути.
Якуб сам не знал, как оказался перед домом Йоякима и Анны.
– Пеклик! – взревел он. – Пеклик, ты, ублюдок, вылезай!
И Пеклик вышел, спокойный, как фигура святого в костеле. В руке он держал топор.
– Чего ты разорался?
– Ты убил ее! – Якуб оскалил зубы. Ему хотелось подскочить к Йоякиму и вырвать ему глотку зубами.
У того даже веко не дрогнуло.
– Охренел? Сухо было, жарко. Должно быть, она сама раздувала угли в очаге. И беда случилась. Или молния ударила.
– Не ври, сукин сын, никакой грозы не было!
Йояким и Якуб уставились друг на друга, как коты, готовые сцепиться в драке. Белобрысый хам небрежно взмахнул топором.
– А ты не дергайся так, – произнес он наконец. – Благодари Бога за то, что он спас тебя. Ведьме досталось по заслугам. А чья рука огонь подкинула, не имеет значения. Ты все сказал? Тогда убирайся, пока и с тобой не случилось чего плохого.
Шеля, может, и не стал бы слушать Йоякима, набросился бы на него с голыми кулаками, но из хаты появились еще несколько хамов. Двое, трое, пятеро – всех он помнил по совместной работе на стройке. У них были мрачные лица людей, сделавших что-то плохое и готовых повторить это снова.
И Шеля убежал. Он мчался по лесу, а в душе у него метался разъяренный волк. Когда же уже не осталось сил бежать дальше, он упал, уткнувшись в лесную подстилку. И только тогда Якуб понял, что долго бежал на четвереньках. Он тяжело дышал и старался не думать, что теперь он снова один, что
