Если не обращать внимания на стены, само помещение не так уж плохо. Самое главное, что здесь есть три довольно чистые на вид кровати.

Я вижу, как усталость наваливается на парней, когда они оказались вдали от посторонних глаз. Все это время им удавалось не снимать маски, но не теперь.

Возможно, их физические раны исцелены, они подстриглись и отмылись, но усталость никуда не исчезла. Парни снимают сапоги и начинают раздеваться.

– О. Точно. Наверное, мне стоит отвернуться?..

Я продолжаю смотреть. Потому что, да. Я представляла их голыми с тех пор, как впервые увидела. У невидимости свои плюсы. Так что я устраиваюсь на одной из кроватей и наблюдаю за шоу.

Эверт первым снимает пиджак, а затем и рубашку. Его кожа в лунном свете бледнее, чем обычно, но мне все равно видно скульптурный пресс и грудные мышцы, а также небольшую дорожку черных волос, которая ведет прямо к земле обетованной.

Я очень хочу туда попасть.

Подавшись вперед, я жду, когда он снимет штаны. К моему большому разочарованию, он этого не делает.

– Дразнилка.

Силред и Ронак тоже снимают рубашки. Силред худощавый, а Ронак весь словно сотворен из гранитных мышц. Если бы у меня была слюна, она бы потекла по подбородку.

– Боже, боже, боже. Возвращение вам очень к лицу.

К моему разочарованию, они тоже не снимают штаны. Я немного дуюсь.

– Наслаждаешься спектаклем, Чесака?

Я подпрыгиваю.

– Что? Нет. Я вовсе не смотрела, как вы раздеваетесь, – говорю я торопливо, совершенно позабыв, что они меня не видят и не слышат. Эверт хихикает, как будто знает, что подловил меня. – Какой же ты придурок.

– Я все время забываю, что она здесь, – бормочет Ронак, опускаясь на одну из кроватей.

– Я тоже. Разве что… может, она не пошла за нами, – говорит Силред.

Эверт фыркает.

– Конечно, она здесь. Правда, Чесака? – сам напросился. – Черт! Прекрати так делать! Это был риторический вопрос. Я знаю, что ты здесь, – говорит он, хмуро глядя на свою эрекцию.

Мы с Силредом хихикаем. Я уверена, что и у Ронака ползут вверх уголки губ.

Эверт и Силред валятся на свободные кровати, и вскоре их дыхание выравнивается, становится спокойным и медленным. Я ложусь на кровать рядом с Эвертом. Если постараться, то можно лечь так, чтобы наши тела якобы соприкасались. Он шевелится во сне, закидывая руку на мою талию.

Я закрываю глаза, представляя, каково это – вот так обниматься. Потом я вспоминаю, как это делал Окот.

Я лежу рядом с Эвертом всю оставшуюся ночь, воображая, что чувствую Эверта, а он меня. Что? Мне чертовски одиноко. А еще скучно. И спать было здорово. Наблюдать за тем, как люди спят, не так уж и занятно, что бы там ни говорил вампир Эдвард.

Утром Ронак просыпается первым. Меня это не удивляет. Как только он встает, должно быть, срабатывает какой-то будильник, потому что Эверт и Силред тоже открывают глаза.

Парни быстро одеваются в те же костюмы, в которых были прошлой ночью. Они двигаются почти синхронно, чувствуя друг друга в маленьком пространстве: один отодвигается, чтобы обуться, другой наклоняется, чтобы просунуть руки в рукава.

Когда они спускаются по лестнице и выходят на улицу, солнце едва только поднялось. Мягкие желтые и голубые цвета образуют вокруг него ореол, который постепенно оттесняет темноту, словно зрачок, растекающийся по радужке.

– Куда мы идем? – Как же раздражает, что они меня не слышат.

Они выходят из города Хайвейл. Солнце уже выше и больше, а они все идут. К этому времени многие фейри уже проснулись, так что парней преследует множество взглядов, пока они не оказываются в лесу, который граничит с городом.

Как только мы ступаем за первый ряд деревьев, на нас наваливается зловещая тишина. Деревья выглядят древними, у них переплетены корни, а кора грубая и серая.

Что еще хуже, на коре видны черные круги, похожие на глаза.

– Итак, супержуткие деревья с глазами. Обнадеживает. – Парни продолжают топать дальше. – Боги, почему вы притихли? Серьезно, вы не произнесли ни одного чертова слова с тех пор, как проснулись.

Я не думаю, что это нормально. Не может быть. Наверное, это вредно для голосового аппарата. Или для языков. Язык – это мышца, верно? Его нужно тренировать. Держу пари, у меня язык подкачанный. Если брать все мышцы в целом, то тут со мной никто не сравнится.

Наверное, парни точно знают, куда идут, потому что не сбиваются ни на шаг. Если бы мне пришлось столько идти пешком, я бы уже задыхалась. И, вероятно, у меня начались бы судороги в ногах. И в ступнях. И желудочные судороги. Наверное, все судороги. Мне плевать, что кто-то говорит иначе – ходить очень тяжело.

Мы добираемся до небольшой поляны, в центре которой стоит… бузина. Я понимаю это по ее огромному размеру и сморщенной, как у старухи, коре. Ну и… там буквально висит табличка, на которой написано «Бузина».

– О. Похоже, мы все-таки хотим найти этого вора, Рогатого Крюка, да?

Парни смотрят на причудливое лицо, вырезанное в центре дерева. У лица черные дупла вместо глаз. От листьев у меня мурашки ползут по коже. Если это вообще можно назвать листьями, в чем я сильно сомневаюсь. Вместо зелени, как у остальных деревьев в роще, с шишковатых ветвей бузины спускаются длинные серебристо-белые нити, похожие на седые волосы.

– Ладно, делайте, что надо, вешайте ожерелье, просите о встрече, и валим отсюда, потому что место жутковатое, – шепчу я. Осознав свою глупость, я фыркаю. – Глупый Купидон. Шепчешь, когда тебя и так никто не слышит.

Я вижу призрака, бродящего по роще.

– Ну, кроме вон того парня. Эй, призрак!

Но он меня игнорирует. Вот что за персонажи…

Эверт лезет в карман, подходя к бузине. Он вешает «украденное» ожерелье принцессы Суры на ветку. Затем генфины встают в ряд, скрестив руки на груди и нахмурившись.

Мы ждем почти вечность.

Или примерно минут двадцать.

Если бы в лесу не было так тихо и спокойно, я, возможно, пропустила бы незаметное движение сверху. Секунда – ничего нет. Но в следующую – вниз протягивается серая рука и срывает с ветки ожерелье.

Глава 26

– Эй! Верни! – восклицает Эверт. – Иди сама воруй, что хочешь!

Эверт готов запрыгнуть на дерево и погнаться за ожерельем, но Ронак останавливает его:

– Подожди.

Что ж, все это, конечно, прекрасно и замечательно, но я ждать не обязана. Поэтому