Я улыбнулась, стараясь не покраснеть.

– И не мечтай.

Внутри «супная» выглядела не лучше, чем снаружи. Старые столы накрыли красными клетчатыми скатертями, видавшие виды коричневые стулья обернули пленкой, на полу был бежевый линолеум, а интерьер дополняли портреты Элвиса и Мадонны. Меню на столиках липли к рукам.

К нам подошла официантка. Ей было около пятидесяти, а может, и под шестьдесят… точнее не скажешь. Кудрявые волосы были выкрашены в блонд и украшены ярко-розовым ободком. На бейдже было написано «Дейзи». Она широко улыбнулась и спросила, что мы будем заказывать, звучно щелкнув пузырем жвачки.

– Мы будем похлебку из моллюсков, пожалуйста. Благодарю вас, мэм. Видите ли, моя жена беременна тройней, – начал Калеб.

Я от изумления захлопала глазами, когда Калеб погладил мне живот, а потом еще и наклонился и поцеловал его.

– Это она захотела приехать сюда на отдых, – продолжил он, подмигивая мне и одаривая Дейзи ярчайшей улыбкой.

Дейзи просто не могла против такого устоять. Ее зачаровал такой шикарный профессиональный притворщик, каким был Калеб.

– И мне пришлось много работать и копить деньги ради того, чтобы она смогла попробовать вашу чудесную похлебку из моллюсков, – закончил он, трогательно взмахнув ресницами.

Дейзи просияла.

– А чем вы зарабатываете на жизнь, молодой человек?

– Я – стриптизер, мэм.

Я поперхнулась. Дейзи поглядела на Калеба как на выжившего из ума. Я подавила смех и добавила:

– У нас шестеро детей…

– Да поможет вам Бог! – воскликнула она.

– …уже есть. И все они двойняшки-мальчики, а теперь у меня тройня. Муж на следующей неделе будет делать вазэктомию, поэтому мне хочется насладиться его… мужественностью в последний раз, пока ее не отрезали, – выпалила я.

Калеб прыснул.

Дейзи прищурилась, гадая, не шутим ли мы.

– Ладно, голубки. – Она улыбнулась. – Принесу я вам похлебки, пока вашему мужу не отчикали яйца, – пошутила она, подмигивая. Мы ей явно нравились.

Удостоверившись, что она ушла, мы с Калебом расхохотались.

– Ну так что, Алая… хочешь насладиться моей мужественностью, да? – Калеб пошевелил бровями. Я шлепнула его по руке и засмеялась.

– А ты хочешь девятерых детей, все верно? – добавил он.

– Я об этом не думала.

Он нахмурился. Я прикусила губу. Я соврала. Я мечтала, что когда-нибудь у меня будут дети, но я тогда была совсем другой. Как я буду их кормить? У нас с мамой едва хватало денег на еду. А что, если мы обанкротимся и нас выгонят из дома, а они заболеют? Мир – это опасное, безжалостное место.

Калеб наклонил голову и какое-то время за мной наблюдал.

– У тебя есть я. Мы будем растить их вместе, – заявил он. – Я хочу собственную баскетбольную команду.

Я спаслась от ответа, когда Дейзи поставила наш заказ на стол, еще раз подмигнула и ушла.

– Надеюсь, мы тут не подхватим кишечную палочку, – прокомментировала я. Я попробовала суп и приятно удивилась тому, насколько он был вкусным.

– Я тут уже ел, когда мне было… – его голос затих, пока он вел мысленные подсчеты, – …восемь? И еще несколько раз сюда возвращался. По-моему, здесь ничего не изменилось. Обстановка, может, и скромная, но я тебя уверяю, еда здесь очень хорошая.

– Ты здесь уже был? – спросила я удивленно.

Он кивнул, заметно погрустнев.

– С папой и Беном.

В его глазах проскользнула тень одиночества.

– Папа рос в маленьком городке. Работал механиком в обыкновенном гараже. Так он и повстречал маму, – пояснил Калеб, протянув руку и погладив большим пальцем мою ладонь.

Когда наша кожа соприкоснулась, между нами пробежал ток, который тут же устремился вверх по моей руке.

– Мама тогда была еще девочкой-подростком. Она поехала вместе с друзьями в дом за городом, а на обратном пути повстречала моего папу. И забеременела моим братом Беном. Они поженились против воли своих родителей… – Он пожал плечами. – В любом случае, поначалу он был хорошим отцом. В выходные он возил нас по крохотным городишкам – ездили только я, он и Бен. Просто чтобы посмотреть, как говорил он. Чтобы показать нам изнанку жизни, мир, в котором не было богатства и притворства.

Он уставился на наши руки, переплел пальцы вместе и чуть сжал.

– Что случилось? – спросила я тихонько, когда он замолчал.

– У меня… была сестренка.

Я удивленно поглядела на Калеба. Он поник.

– Она прожила с нами недолго. – Его голос задрожал. – Врачи сказали, что ее мозг неправильно сформировался. Она умерла через несколько минут после рождения.

Я сжала его руку, чтобы утешить.

– Калеб.

– Мама ушла с головой в работу, чтобы восстановиться – или забыться, как мне кажется. Она стала часто уезжать в командировки. А папа… Что сказать, он изменился. Наверно, они отдалились друг от друга. Да и все мы. Он начал изменять маме. Как будто мало с нее было потерять ребенка. – Он набрал в грудь воздуха и медленно выдохнул, чтобы успокоиться. – Вскоре Бен уехал в колледж на учебу.

– Ты остался один, когда они тебе были нужны больше всего. Ты был еще малышом.

– Я тогда уже учился в старшей школе, знал, что к чему. И часто влипал в неприятности. – Он вдруг засмущался и опустил взгляд на стол. Я подождала, пока он пояснит. – Я легко выходил из себя, постоянно влезал в драки. Я стал неконтролируемым. Мама отправляла меня на терапию, но она не помогла. Я был агрессивным ребенком.

Я не могла представить его таким.

– И что случилось потом?

– Об этом узнал Бен. Он оставил учебу на семестр и поехал обратно домой, чтобы меня вразумить. У него были друзья, которые занимались сносом и разборкой домов, и он потащил меня к ним. Я выливал свой гнев, разрушая стены кувалдой. Это было в разы лучше терапии. Я был как Тор. – Он немного посмеялся, но я слышала в его голосе затаенную печаль и вину. – Я многим обязан брату.

Я вспомнила первые недели, которые прожила у него в квартире. Когда мы не разговаривали друг с другом, я слышала, как Калеб возился по дому, чинил все, до чего доходили руки. На пальцах у него всегда были бинты, а на руках – мозоли.

– Ну что, подпортил я имидж хорошего мальчика? – поддразнил он.

Мы оба знали, что он с самого начала не был паинькой, но он старался, чтобы рассказ не вышел слишком мрачным. Мне от этого стало только грустнее. Я видела осадок тоски в глазах. Мне захотелось показать, что я понимаю его боль, что он не одинок, пусть мне и было трудно рассказывать о себе.

– Мой папа… – я откашлялась, – …часто приводил домой женщин. Я… не знаю, как моя мама… прости, это так мерзко. Я просто хочу, чтобы ты знал: я тебя понимаю.