в своем чувстве к Надежде («Хотя ты и сам знаешь…») и тут же заверил, что никогда не встанет между ними. Не дождавшись ответа, написал в его часть. Надя тоже писала в часть, и уже не раз, но ответа не получала. А Заречный получил…

Пожилая женщина, опытный врач, которая сейчас старалась отвлечь внимание Надежды, хорошо знала отношения посетительницы и больного. Как только санитарка сообщила, кто пришел, она сразу насторожилась. Осмотрела Заречного, проверила температуру, пульс и после этого попыталась ободрить его:

— А вас уже и навестить пришли.

Заречный ужаснулся:

— Надийка?

— Я еще не знаю кто… Но не волнуйтесь, а то я никого не пущу.

Но Заречный с мольбой смотрел на нее пылающими глазами.

— Не пускайте ее. Очень прошу вас. Ни в коем случае! А через минуту, успокоившись, попросил:

— Если не трудно, позвоните, чтобы пришел Хмелюк. Вы его знаете? Секретарь комитета комсомола. Мы с детства дружим.

И Миколу пропустили.

— Ты вот что, Коля, — сразу же заговорил Заречный, когда Хмелюк подсел к нему, — слушай меня… — Он положил свои обожженные забинтованные руки на Миколины и еще раз попросил: — Только внимательно слушай…

— Я слушаю тебя, Саша…

Заречный вдруг заколебался и замолчал. У Миколы напряженно стучало сердце. По тревожному блеску Сашковых глаз он понимал, что тому тяжело продолжать начатый разговор. Ему показалось, что Заречный догадывается о гибели матери и боится спросить.

— Ты только не пойми меня дурно, — после длительного молчания промолвил взволнованно Заречный.

— Я всегда тебя уважал и уважаю, Саша, — поспешил заверить Микола и в эту минуту сам верил, что между ними никогда не было никаких недоразумений.

Заречный еще не знал о страшной судьбе матери, и беспокоило его совсем другое. Уже прошла неделя, как он получил извещение из части Василя, и просто терялся, не зная, как передать его Надежде. Передать самому? Но об этом не могло быть и речи. Это мог сделать только Микола. А чтобы и Микола не понял его превратно, не подумал, что Заречный рад этому сообщению, решил вручить его Хмелюку только тогда, когда поедет на фронт. Получив это письмо, он добивался отправки на фронт еще настойчивее. Он было уже и Морозова убедил, но несчастный случай уложил его в больницу.

— Вот тут, под подушкой, Коля, — наконец отважился Заречный, — мой билет. В нем есть листок. Никому не говори, кто его получил. А что сделать с ним, ты лучше меня знаешь…

У Миколы задрожали руки, когда на узенькой ленточке тонкой бумаги, чуть обгоревшей на пожаре, он прочитал написанную от руки фамилию Василя, а ниже напечатанное на машинке: «…Пропал без вести».

В приемную, где ждала Надежда, Микола вернулся не скоро. И выглядел он так, будто его самого только что выписали из больницы после тяжелой болезни. Молча взял он Надежду за руку и вывел на улицу.

— Тебе когда на работу? — спросил он прерывистым, охрипшим голосом.

— Минут через сорок. А что?

— Тогда давай немного пройдемся.

Надя поняла: с Сашком плохо, если Микола не может рассказать о нем на людях, и предложила пойти в парк.

После неожиданного и короткого налета снова воцарилась тишина. Солнце щедро золотило напоенную дождем зелень. Кудрявилась дымкой речная даль, встречая приближающийся вечер.

Микола шел молча. Надежда ни о чем не расспрашивала. Чтобы несколько унять его волнение, свернула к детсаду. Ничто, пожалуй, так не успокаивает, как гомон веселой детворы. Заметив издали стремительный полет острокрылых ласточек, она улыбнулась.

— Юрасик у меня тут тоже как ласточка.

Микола вздрогнул, на его глазах выступили слезы.

— Ну что ты, Коля! Ведь врачи уверяют: опасности нет.

— Саше? Это правда, — прохрипел Микола.

— Вот и не убивайся так. Ты взгляни, Коля, — кивнула она в сторону показавшегося вдали детсада, — какие чудесные ласточки и…

Она не договорила. Словно хищный коршун, выскочил из-за тучи «юнкерс» и с ревом понесся к земле. И не успели отозваться зенитки, как он уже взмыл в небо и скрылся, окутав черной тучей землю.

Все это случилось так неожиданно, что Надежда не сразу поняла, что произошло, а когда взглянула, сердце ее оборвалось. Все вокруг было окутано дымом, и не бегали больше дети, не летали ласточки…

XXIV

Страшна злоба в агонии бессилия.

Неистовствовали и бесновались в ставке фюрера по поводу провала планов молниеносного вывода из строя днепровской промышленности. Сначала царила уверенность, что после нескольких массированных ударов Днепрогэс перестанет существовать, а без энергии умрут и заводы. Командующий этой операцией генерал Шульц хвастал, что ему потребуется на все не более недели. Однако проходили месяцы, а массированные налеты парализовались обороной. Разведка доносила, что Днепрогэс продолжает действовать, заводы работают, а металлургический гигант «Запорожсталь» даже наращивает свою мощность.

Донесения были довольно точными, так как приходили они с самого завода. В них подробно докладывалось, что главные прокатные цеха на ходу переоборудуются и дают проката даже больше, нежели до войны. В результате в ставке разыгралась настоящая буря. Генерал Шульц приказом Гитлера был снят с должности и понижен в звании; полковник Зельц — командир ударной бригады тяжелых бомбардировщиков — расстрелян перед строем. Вновь назначенный командующий генерал Эствер под угрозой расстрела получил, приказ любой ценой остановить заводы.

И для достижения этой цели воздушные пираты не гнушались ничем. Они бомбили незащищенные районы города и рабочие поселки, а чтобы деморализовать население, бросали бомбы даже на такие объекты, как больницы и детские учреждения.

Когда туча дыма и пыли за деревьями несколько рассеялась, Надежда уже не увидела знакомого домика, возле которого только что резвилась беззаботная детвора. Взрыв был такой огромной силы, что от дома остались только щепки и далеко отброшенные обломки желтого кирпича и красной черепицы.

Во дворе одиноко и как-то странно кружила молодая женщина. На нее страшно было смотреть: одежда, лицо в грязи, коса взлохмачена, как у безумной, на голове, запутавшись в волосах, торчала сухая ветка. Очевидно, женщину засыпало землей при взрыве, а теперь она ходила вокруг разбитой калитки, дико озиралась, кого-то искала и не могла найти.

Когда Надежда с Миколой подбежали к дворику, женщина остановила их и как-то удивленно спросила:

— Вы не видели Галочку? Странно. Ну вот только что бежала ко мне — и нет ее…

Эта женщина чуть раньше Надежды пришла в детский садик, чтобы забрать свою девочку. Девочка еще издали увидела мать, радостно бросилась к ней навстречу, добежала почти до калитки и вдруг исчезла. А мать, все еще не веря в то, что произошло, оглядывалась вокруг, пожимала плечами, вела себя так, словно дочка, играя