Шрифт:
Закладка:
Около лавки старого кондитера весь день толпились ребятишки. Приплюснув носы к витрине, они с любопытством рассматривали этот сахарный мир. Глядя на детей, старик улыбался. Ему было семьдесят лет, а всё казалось, что он ещё только вчера сам был ребёнком и точно так же стоял перед витринами кондитерских.
Как-то вечером старый кондитер затеял что-то новое. Сначала даже нельзя было понять, что это такое будет. Сладкое тесто из сахара и молока становилось похожим то на арбуз, то на шляпу, то на сапог. Но постепенно из теста возник маленький — не больше ладони — мальчик. Настоящий мальчик, только из сахара. У него были большие тёмные глаза из жареного миндаля и густые волосы из шоколада. Старик одел его в рубашку из мёда, к которой прилепил изюминки, и в брюки из жжёного сахара.
— Ах! — восхитился мастер. — Ничего прекраснее я не видел в своей жизни. Ведь он как живой! Вот-вот заговорит. Позову-ка я соседей, пусть поглядят на него!
И, забыв даже затворить за собой дверь, он выбежал из лавки и стал стучаться во все дома и звать соседей:
— Эй, люди, друзья, соседи!.. Посмотрите на моего мальчика, посмотрите на моего мальчика!
А время было уже около полуночи. Всё живое уснуло: и берёзы, и фиалки, и сверчки-музыканты. Месяц и тот задремал, склонив свою круглолицую голову на золотистое облако.
Кондитеру и невдомёк, что люди тоже спят. Он знай себе стучит в двери и радостно кричит:
— Люди, вставайте! Посмотрите на моего сахарного мальчика!
Наконец в окна стали высовываться взлохмаченные, удивлённые жители.
— Что такое, дорогой сосед? Что стряслось? — спросил каретник Ване.
— Дом загорелся? — испугался лудильщик Мане.
— Наводнение? — отозвался гончар Стане, зевая во весь рот.
— Нет, нет, гораздо удивительнее! — кричал кондитер Марко, размахивая руками и приплясывая под окнами.
Проснулись даже самые большие сони и стали гадать, что случилось.
— Наверняка это война, — сказал портной Янко.
— Да, или война, или волк унёс овцу! — сказал кузнец Панко.
— Да, или война, или волк унёс овцу, или лиса залезла в курятник, — сказал скорняк Спанко и снова захрапел, теперь уже стоя.
— Нет, нет, нет! — кричал кондитер Марко. — Гораздо удивительнее!
Тут уж все проснулись, волнение поднялось страшное. На высокой осине сойка встряхнула своей красной головкой и крикнула:
— Не дают спокойно поспать человеку!
Проснулась и серая горлица.
— Гу-гу-гу… Кондитер Марко пляшет и поёт!
И месяц выглянул из-за золотистого облака. Услышав шум, люди — кто в чём был — выскочили из своих домов и обступили почтенного кондитера. По праву старшего каретник Ване, погладив свою длинную бороду, начал первым:
— Девяносто девять лет, одиннадцать месяцев и двадцать девять дней живу я на свете, а ни разу такого не было, чтобы людей отрывали от сна. Скажи мне, любезный соседушка, почему ты нас разбудил?
Кондитер Марко прижал руки к груди и поклонился согражданам.
— Люди, друзья, соседи! У меня мальчик из сахара. Глаза у него из жареного миндаля, волосы шоколадные. На нём медовая рубашка в крапинку из изюминок и брючки…
— А! — сказал каретник Ване.
— Э! — сказал медник Мане.
— О! — сказали в один голос портной Янко и кузнец Панко.
Только скорняк Спанко ничего не сказал, он честно и добросовестно храпел за их спинами.
— Чистая правда, чистая правда! — прыгал кондитер Марко. — Пойдёмте ко мне, и вы сами увидите.
— Ну что ж, пойдём поглядим! — согласились граждане.
И вот один за другим, наступая спросонья друг другу на пятки, люди тёмной ночью потянулись к лавке кондитера.
Позади всех ковылял скорняк Спанко, продолжая храпеть на ходу.
Первым в лавку влетел кондитер Марко. Но едва засветился трепетный огонёк свечи, старик замер с открытым ртом.
— Ну? — спросили соседи. — Где же сахарный мальчик с глазами из жареного миндаля и шоколадными волосами?
Старый, почтенный кондитер дрожал, не сводя глаз с пустого стола. Наконец он шепнул:
— Здесь, вот здесь он был. А сейчас его нету…
Люди рассердились.
— Что за глупая шутка, сосед! — буркнул в бороду каретник Ване.
— И в твоём-то возрасте! — сказал медник Мане.
— Зря только разбудил, — потянулся гончар Стане.
После того как каждый что-нибудь сказал, соседи один за другим разбрелись по домам.
Кондитер Марко остался один. И никто не видел его горьких слёз и не слышал его тихого шёпота:
— Как так? Здесь вот он был, а теперь его нет…
В тишине звёздной ночи раздавался храп. Это скорняк Спанко спал на улице под окнами кондитерской лавки.
МЫШКА-ЛАКОМКА И ПЕРВАЯ ПРОГУЛКА САХАРНОГО МАЛЬЧИКА
А случилось вот что.
Только кондитер Марко выбежал из лавки, чтобы позвать соседей, как в дырочке на деревянном полу засверкали две зелёные звёздочки. Но то были не звёздочки, а озорные глаза мышки, которая жила в лавке старого мастера. Прокравшись в темноте, мышь взобралась на стол, встала на задние лапы и скрипнула белыми зубками.
— Ой, как хочется есть! — пропищала она. — С удовольствием бы съела чего-нибудь сладенького.
Волоча за собой длинный хвост, мышь подобралась к красным петушкам и давай рассуждать сама с собой:
— Петушки мне уже надоели. Ночь напролёт грызёшь, грызёшь, а больше крылышка не сгложешь.
Потом она раздражённо повернулась к домикам из мёда, сахара и изюма и сказала:
— О чём думает этот мастер! Неужели каждый вечер я должна есть одно и то же? Домики, домики, домики… От первого я давно отгрызла дверь, на втором начала стену, а с третьего сняла трубу и подарила её почтенному соседу из винного погреба: он праздновал своё десятилетие.
Вдруг у мышки засияли глаза. Она увидела сахарного мальчика и завиляла хвостом.
— Гоп! — весело сказала она и встала на задние лапки. — Это что-то хорошее! Мальчик из сахара!
Серая мышь с длинным хвостом и с весёлыми глазами завертелась вокруг мальчика, выбирая, с чего бы ей начать ужин. Но мальчик ей так понравился, что она поклялась усами почтенного соседа из винного погреба лишь чуточку попробовать.
— Вот здесь. Только кусочек от большого пальца на правой ноге, — сказала мышь и томно закрыла глаза.
Но, приблизившись к белому мальчику, она испуганно отпрянула и опрокинулась на спину.
Палец мальчика шевельнулся, а потом и вся нога осторожно отступила назад.
Оцепеневшая мышь так и осталась лежать на спине, подняв все четыре лапки кверху, не в силах,
