– Откуда такая уверенность?

– Не знаю. – Он пожал плечами. – Мне кажется, у вас близкие отношения, всякие там яблочные пироги и обнимашки.

– Яблочный пирог я как раз не люблю, – хихикнула я. – Вот если бы ты сказал шоколадный torta della nonna, было бы совсем другое дело.

– Это еще что?

– Тосканский торт из сладкого теста с темным шоколадом и заварным кремом. В переводе с итальянского означает «бабушкин пирог».

– У меня уже слюнки текут.

Я взглянула на него и перевела разговор:

– Почему ты выбрал фотографию?

Флинн на минуту отложил вилку и нож.

– Сколько себя помню, мечтал стать фотографом. Звучит как клише, но мне нравится запечатлевать моменты и воспоминания. – Он задумчиво отпил кофе. – Показать человека или пейзаж с такого ракурса, который другие сами никогда не увидели бы… В общем, учился на фотографа в Глазго, получил внештатную работу в нескольких газетах. И всегда хотел открыть собственную студию.

Он наклонился над столом и заговорил почти шепотом:

– Очертания Глазго как будто созданы для фотографий – все эти огни, башни и шпили потрясающе смотрятся на снимках. Мое любимое время для экспериментов – «золотой час». Его еще называют «волшебным часом».

– Это когда?

Его нескрываемое воодушевление просто заражало.

– Непосредственно перед закатом или сразу после восхода. Солнце висит низко над горизонтом, поэтому в небе больше красных оттенков. В такое время получаются очень эффектные фотографии.

Мы провели остаток обеда, непринужденно подшучивая над семьями друг друга. Под конец Флинн не дал мне заплатить:

– Сегодня за мой счет.

– Спасибо, но в следующий раз…

Я прикусила губу, не закончив фразу. Его глаза сверкнули, но он промолчал.

Мы вышли на улицу, моргая и приходя в себя после насыщенного ланча.

– К деду едем на моей машине, – заявил Флинн. – А после вернемся на стоянку за твоей.

По пути в Кернтиллох мы продолжали непринужденно болтать. За окнами тянулись нескончаемые поля, кое-где стояли одинокие коттеджи. Проносящиеся мимо стада овец или коров навевали дрему.

Вдали возникли припорошенные снегом холмы.

После калорийного обеда клонило в сон, но я сопротивлялась, желая насладиться каждой минутой поездки с Флинном в его небесно-голубой «Мазде».

Мы рассказывали друг другу забавные ситуации, с которыми сталкивались по работе, и обменивались мнениями о звучащей по радио музыке. Совершенно не хотелось, чтобы поездка заканчивалась. В машине нам ничего не мешало. Здесь не было ни Чендлеров, ни ершистых бабушек, ни разговоров о продажных журналистах, ни требовательных редакторов журналов, ни моей дурацкой работы.

– Приехали, – пробормотал Флинн, паркуясь у дома своего деда. – Я в предвкушении.

Я взглянула из машины на окна верхнего этажа с балконами:

– Когда ты сюда последний раз наведывался?

Флинн сощурил глаза, припоминая:

– Лет пять назад. Если не ошибаюсь, на его день рождения. Хотя дед не хотел никакой шумихи, родители организовали целый банкет. – По его лицу расплылась саркастическая улыбка. – В результате дед вволю натусовался со своими VIP-друзьями и прихлебателями, а для собственной семьи так времени и не нашел. Зато весь вечер критиковал заказанную еду.

Я взяла с заднего сиденья сумку:

– Тебя туда силком затащили?

– В некотором смысле.

Флинн нажал на кнопку интеркома, ему ответила миссис Оутс. На крыльце и на огромной ели перед домом были развешаны серебристые рождественские гирлянды.

Экономка подошла к воротам и, узнав Флинна, ахнула и заключила его в объятия.

– Ты только посмотри на себя! Какой красавец. Боже мой! Сколько ж я тебя не видела! – Она просто сияла от счастья. – Я приняла тебя сослепу за Эйдана Тернера!

Флинн рассмеялся:

– Пора заказать себе очки, Мэри.

Доброе, приветливое лицо экономки приняло печальное выражение.

– Ох, до чего же редко мы тебя видим, Флинн.

– Ну, все претензии к дедушке, – пожал он плечами.

Миссис Оутс потопталась на месте, затем взглянула на меня:

– Я вас откуда-то знаю. Вы, случайно, не та журналистка, которая приходила на днях?

– Она самая.

По лицу женщины пробежала тень. Она повернулась к Флинну:

– Имей в виду: твоему дедушке это совсем не понравится.

– Нам надо с ним поговорить, – отозвался Флинн. – По важному делу.

Экономка покорно вздохнула:

– Что ж, проходите. Но я вас предупредила. К тому же он сейчас не в лучшем расположении духа – давно бьется над видом на мост Квинсферри-кроссинг и жутко недоволен результатом.

Я бросила тревожный взгляд на Флинна, пока мы шли за миссис Оутс по мощеной дорожке к дому.

В прихожей было прохладно и просторно; пол устилала кофейно-кремовая плитка, а по украшенной позолотой лестнице с радостью спустилась бы любая голливудская актриса. По перилам вился длинный плющ с белыми бантами. В углу стояла роскошная рождественская елка, усыпанная фонариками в форме капель. На белых стенах висели несколько абстрактных картин, изображающих кубы и треугольники. Из кухни доносился пряный запах рождественского пирога.

– Мистер Тэлбот, – позвала миссис Оутс, поднимаясь по лестнице и бросая на нас тревожные взгляды через плечо. – Тут к вам пришли.

Где-то наверху с шумом распахнулась дверь.

– Кто?! Я занят с Фортом.

Миссис Оутс повернулась к нам, сделав многозначительные глаза.

– Ваш внук и мисс Бакстер – журналистка, которая приходила на днях.

– Что за черт!

Мистер Тэлбот с размаху хлопнул дверью. Когда он появился, его серебристые усы подрагивали от возмущения.

– Ага, гляжу, вся кавалерия в полном составе. Свое слово я уже сказал.

Его внук, однако, ничуть не стушевался.

– Ты позволишь? – спросил он, указывая на мою сумку.

Я сунула руку внутрь и извлекла документы о продаже – вернее, ее отсутствии – Мерри-Вуда, которые удалось получить в городском совете.

– Дедушка, у меня есть доказательства, что Мерри-Вуд до сих пор числится за тобой. Официальные бумаги из горсовета. Сегодня утром я разговаривал с бабушкой, которая убеждена, что дом давно продан. Ты ей даже половину денег за дом отдал.

У старика отвисла челюсть.

– А Лили Крукшенк все еще живет в коттедже напротив, – вставила я. – После стольких лет!

Казалось, его глаза вот-вот вылезут из орбит. Он несколько раз открыл и закрыл рот.

– Лили? – Он судорожно сглотнул и попытался взять себя в руки. – Что за нелепость! Кто дал тебе право лезть в мою личную жизнь?

– Так ты этого не отрицаешь? – продолжал напирать Флинн, скрещивая на груди руки. – Ты все эти годы врал моим родителям.

Флинн-старший упрямо сжал губы:

– Ну?

Старик беспомощно глянул на миссис Оутс, как бы ища у нее поддержки. Та смущенно улыбнулась в ответ:

– Не знаю, мистер Тэлбот, в чем тут дело, но разве не лучше честно во всем признаться?