Шрифт:
Закладка:
Я вдруг представил, что подумают обо всём этом читатели современные, не заставшие эпохи развитого социализма. «Какие, на фиг, рубанки-утюги? Тушёнка с грудным молоком? Ты серьёзно? Почему нельзя после спектакля посидеть в тихом ресторанчике, выпить холодного белого вина, съесть чего-нибудь лёгкого: салат “Цезарь” или сибас на пару?»
Ответ простой: «А потому что…» И дальше – часа на три о том, что государь-батюшка Николай II отрёкся от престола, власть захватили большевики: Ленин – разруха, Сталин – репрессии, Хрущёв – оттепель, Брежнев – застой, жалкие зарплаты, сплошной дефицит… То, что предлагали магазины одежды, стыдно было надеть даже на пугало.
Если за границу выезжали музыканты, балет, то гонорары были огромными. Правда, шли они советскому государству, ведь артист тоже был его собственностью – получи сотую часть и скажи спасибо, что тебя взяли на гастроли. В некоторых случаях начальники-иезуиты требовали, чтобы в беседах с иностранными коллегами наши исполнители называли реальные суммы своих гонораров. Так, некоторые артисты балета, узнав, сколько они стоят на самом деле, предпочли не возвращаться.
Великая Плисецкая в своей книге «Я, Майя Плисецкая» писала: «В Америке в 1959-м я получала за спектакль 40 долларов. В дни, когда не танцевала, – ничего. Нуль. Кордебалету выдавали по 5 долларов в день. Суточные. Или «шуточные», как острили. А когда позднее я танцевала в Штатах «Даму с собачкой», то американской собачке, с которой я появлялась на ялтинском пирсе, платили 700 долларов за спектакль…»
В общем, картина такая: суточные маленькие, дополнительно поменять можно только 30 рублей плюс вырученные от продажи электробритвы деньги – вот и весь бюджет. А купить надо: детям – куртки, мамам – кофточки, папам – кепки, жёнам – сапоги, ну и себе джинсы, в конце концов. Не тратить же драгоценную валюту на еду!
Вообще-то, все эти мелочи меня беспокоили мало. Я жил насыщенной жизнью, а впереди маячила моя первая заграница. Поэтому я не придал значения, как мне тогда показалось, несущественному и довольно трогательному событию, произошедшему месяца за два до венгерского турне.
Как-то в актёрском буфете ко мне подсел писатель и драматург Семён Альтов, автор монологов и интермедий для спектакля «Мир дому твоему», который тогда репетировал Аркадий Райкин.
– Ты ведь в Будапешт на поезде едешь? – спросил Сеня.
– Ну да, как все, – говорю.
– Я тоже должен был с вами, но Аркадий Исаакович попросил полететь с ним на самолёте, чтобы подправить что-то в текстах… Понимаешь, тут такое дело: у меня сестра живёт в Венгрии, и я хотел ей немного помочь, но вот Райкин сказал, что – на самолёте, я же всё приготовил для поезда, а на самолёте нельзя…
– Сеня, не томи.
– Короче, у Володи Винокура всё схвачено на границе с Венгрией, и тебе ничего не будет.
– В смысле?
– Ну, я хочу телевизор сестре привезти маленький, чтобы она могла его там продать. По правилам это запрещено, но у Винокура друг – главный таможенник. Он уже в курсе. Не переживай.
– Да не вопрос! – говорю. – Схвачено – и хорошо. Где телевизор?
– Ух ты, здорово! – засуетился Сеня. – Тогда я жёлтый тебе, а синий Лёне Тимцунику отдам. Там, видишь ли, их два.
– Кого два?
– Да телевизора, но про Тимцуника Винокур тоже знает.
Леонид Тимцуник сейчас известный артист театра и кино, а тогда просто Лёня.
Поговорили и забыли…
Однажды вдруг вспомнил и спросил у Лёни:
– Контрабанду везёшь?
– А, телевизор? Да. И ещё две электробритвы.
– Осторожнее, не запали нас своими бритвами.
Пошутили и забыли…
Со сборами и с хлопотами было не до контрабанды. Но накануне отъезда позвонил какой-то человек и сказал, что привезёт «товар» к вагону. И привёз. Причём в прямом смысле слова – на телеге! Две огромные хозяйственные сумки, которые, даже несмотря на свои размеры, не закрывались из-за того, что наружу, весело играя в лучах заходящего солнца, торчали два телевизорных бока – синий и жёлтый. И тут впервые внутри меня что-то кольнуло.
Дело в том, что в те времена действовали очень строгие ограничения на вывоз товаров народного потребления за границу. Конечно же, правила существуют и сейчас, но, слава богу, не доходят до такого абсурда, как приказ Минвнешторга СССР «Об утверждении “Правил таможенного контроля за вещами лиц, следующих через государственную границу СССР”». Словом, нелегко давался советскому человеку выезд из страны. Я уже не говорю о партийно-комсомольском согласовании твоего права на выезд, когда милые упыри с ласково-ненавидящими глазами решали, достоин ли ты представлять их в дружественных болгариях или гэдээрах.
Как пройти таможню с раздобытым в условиях кромешного дефицита пылесосом или электролобзиком?
– Ах, я всю неделю в Париже планирую выпиливать по дереву!
Расселись мы по вагонам, рассовали чемоданы, и тут выяснилось, что баул с телевизором не влезает ни на багажную полку, ни под сиденье. Входит лишь под столик в проходе, но так, что людям с большим трудом можно разместиться рядом.
Ну и началось! Под стук колёс, под парами купленной на продажу водки, в предвкушении райской венгерской жизни – по мере приближения к государственной границе шутки коллег про нас с Лёней, Винокура и телевизоры становились всё острее и смешнее.
– Не беда, что Будапешт не увидите. Магадан тоже красивый город!
Спотыкаясь о проклятый баул в проходе:
– Зато, когда вас повезут по этапу, телевизор не будет мешать ходить.
– Куда ходить? Они же будут прикованы наручниками.
На фоне всеобщего веселья мы с Лёней становились все мрачнее и мрачнее. Как мы могли повестись на эту авантюру? Какой, на хрен, Винокур со схваченной границей? Что говорить, когда нас свинтят? В том, что свинтят, мы уже не сомневались.
Апофеоз этой драмы случился на каком-то полустанке, где мы стояли в сторонке и нервно курили, обсуждая пути отхода. К нам робко подошла женщина.
– Извините, вы из 6-го вагона? – тихо спросила она.
– Да, а в чём дело?
– Я еду в 14-м. Это вы телевизоры везёте?
– Какие, к
