Шрифт:
Закладка:
– И что? – спрашиваю.
– Не поверишь. Вздох – и я на верхушке сосны!
Я жалею, что не записывал за ним. Да и приезжали мы туда редко. В другой раз Вася говорит мне:
– Ты же, б…, молоко любишь? Давай купим корову.
Тогда ещё были коровы в деревне, и он пас три совхозных и шесть частных.
– Купим на паях, – продолжает.
– Как это, – спрашиваю, – на паях?
– Ты покупаешь корову, и она у нас пополам. Когда приезжаешь – пьёшь молоко.
Купил я корову. Она звалась Ночка. А когда приезжал я, её звали Фира. Наталия Николаевна не даст соврать (она уже не даёт мне соврать около ста лет, поэтому я такой правдивый): когда мы подъезжали к деревне, а он на коне пас стадо и видел нас, то орал на весь луг:
– Фира, бл…дища! Фира! Хозяин едет!
И она бежала к нему. Она знала, что у неё есть жидовский псевдоним.
Сейчас мне молоко пить запрещают, но я иногда пью. Если увидит Наталия Николаевна, это практически кастрация. Хотя нет, кастрация уже бессмысленна. Просто изоляция.
Н.Б.: Возвращались мы как-то с той дачи в Москву. Отъехали от деревенского дома 20 километров, и старый джип заглох в чистом поле и не заводится. А там заповедная зона, никаких населённых пунктов, проезжает одна машина в сутки. До Ленинградского шоссе те же 20 километров. Стоим. Жара. Что делать, непонятно. И вдруг на горизонте замаячила машина. Мы одновременно обрадовались и напряглись: проедет мимо или нет? Не проехала! Подъезжает парень на шикарной иномарке.
– А ведь ваш джип, – говорит он, – вытащил меня позавчера из топи около реки.
Это был первый случай, когда узнали не Шуру, а машину.
– Если бы не ваш джип, – продолжает парень, – не знаю, что бы я делал. Что у вас стряслось?
Он вынул трос, и мы поехали на буксире через лесок, вдоль реки Ламы. (Отсюда, кстати, название города Волоколамск – в старину волоком по суше перетаскивали суда из реки Ламы в реку Волошню. А теперь волочили наш джип.) Когда мы въехали в посёлок, где была дача этого парня, все жители сбежались поглазеть, что за грязную ржавчину привёз их сосед. Но, увидев, кто сидит в этой ржавчине, начали охать, ахать и помогать её чинить. Натащили деталей, открученных от своих машин, – для такого гостя не жалко! Через несколько часов мы, накормленные и обласканные, уезжали от них на практически новом автомобиле.
Я сказала мужу:
– Помнишь сказку, как девочка убегала от Бабы-яги? Она смазала ворота, чтобы не скрипели, и они благодарно открылись перед ней, перевязала ветки берёзки ленточкой, чтобы не сломались от ветра, и ветки не стали стегать её по глазам и пропустили. Как хорошо, что ты перевязал берёзку: не узнал бы парень наш джип, проехал бы мимо, и сидели бы мы до сих пор в поле.
М.Ш.: Кроме пастуха Васи, в деревне Синцово был ещё один наш любимый персонаж – баба Полина, жившая напротив. Сейчас туда уже понаехали дачники, а раньше стояло пять с половиной домов. Баба Полина сидела и смотрела в окно.
– Вон, Васька пошёл. Куда это он, интересно? Ба, в проулок пошёл.
И записывала. Она вела дневник, что произошло за день. Иногда за три дня это было единственным событием. А прежде она записывала содержание всех серий «Богатые тоже плачут», чтобы не сбиться. Что-то типа: «Луис Альберто оказался матерью Марии Исабель». Я мечтал это прочитать! Умолял, но она не дала. Баба Полина жила в 160 километрах от Москвы, 50 от Твери и 18 от маленького посёлка городского типа Козлово. За свои 80 с лишним лет она раз десять ездила в Козлово и трижды в Тверь. В Москве она не была никогда. Дело не в деньгах – можно добраться на электричке. Потребности не было.
В странах Азии и Африки я очень часто, в основном зимой, не в сезон, встречал большие группы немецких пенсионеров. Однажды разговорился с такой командой – из маленького городка в Баварии. Немцы объяснили мне, что откладывают из своей пенсии деньги, скидываются (если заполняется автобус, поездка становится копеечной) и выбирают маршрут. Потом еженедельно в местном «сельсовете» собирается их клуб путешественников. Какой-нибудь Йохан делает назначенный ему на эту неделю доклад о городе Дурбан, и все обсуждают. На следующей неделе Карин докладывает о Йоханнесбурге. Полгода они этим занимаются и наконец едут в ЮАР, уже зная каждый уголок. Когда возвращаются, вспоминают, как съездили, делятся фотографиями и начинают готовить следующую поездку. И так два раза в год. У них нет больших денег, но есть потребность путешествовать по миру, которая у многих наших людей не сформировалась. Мне же всегда казалось скучным засиживаться где бы то ни было, я инфицирован перемещением. Но даже у меня до сих пор, когда прохожу паспортный контроль, есть какое-то генетическое ощущение заграницы.
Выезд из гаража
«Весь состав знает о нашей контрабанде»
Михаил Ширвиндт
Прекрасное время! Замечательная жизнь! Я артист театра Райкина! Тогда ещё это был Ленинградский театр миниатюр, но скоро он должен был стать «Сатириконом».
Мы – молодёжная команда, которую собрал Константин Райкин как основу нового, своего театра. Повторю: это было прекрасное время! Мы пахали круглые сутки. Занимались сцендвижением, танцами, репетировали спектакль «Лица» Михаила Мишина. Режиссёром был сам Валерий Фокин! Атмосфера творчества, студийности, подъёма обуревала нас настолько, что нам и в голову не могло прийти пропустить репетицию при температуре 38,5. Прекрасное время! (По-моему, я это уже говорил.) А тут ещё нам сообщают, что театр собирается на длительные гастроли в Венгрию, в Будапешт.
Что? Гастроли?! За границу?!! Нас берут?!!!!!
Полная эйфория! Для большинства из нас это первая заграница.
Начались консультации с опытными путешественниками, что везти с собой. В смысле: что везти на продажу и что брать из еды. На продажу – в зависимости от страны – набор мог варьироваться. Так, в Венгрии помимо универсальных водки, икры и матрёшек хорошо шли водяные насосы, утюги, электрорубанки и прочая электротехника. С едой – понятнее: тушёнка,
