Свадьба прошла в полном соответствии со сценарием. В Доме колхозника, с подарками от руководства ОПХ. Играл приглашённый из областного центра ВИА. На столах в изобилии закуски. Мясные салаты, грибочки с лучком, селёдочка с рассыпчатой картошкой. А к ним кувшины с квасом и морсом. Правда, веселье давалось с натягом. Гости сидели потупившись. Ели мало. Не веселы были и молодые. И если хмурость невесты ещё можно было списать на девичье волнение, то с чего кривиться жениху? Вдоль стола порхал единственно бодрый человек – видеооператор.

– Выдаём улыбочку на камеру! – покрикивал он. – Первыми – счастливые родители! Такой день раз в жизни. Ну, мы бодры-веселы!

Родители жениха и невесты выдали на камеру кислые улыбки. Бодрее прочих смотрелся свидетель со стороны жениха секретарь первичной комсомольской организации комбайнёр Подоляко. Произнёс достойный тост: Мы, комсомольцы, смена партии; безалкогольная свадьба – это почин и мостик в будущее, даём с женихом зарок не пить до серебряной даты.

Поплагуев подошёл к Крамскому – инструктору обкома комсомола, ответственному за мероприятие:

– Ох и кислятину вы замутили.

– Ништяк, – отмахнулся тот. – Оператор после музычку поверх наложит. Кого хошь оживит. Главное, уследить, чтоб раньше времени не нажрались.

Гости и впрямь норовили под любыми предлогами улизнуть. Но Крамской застыл у единственной двери пограничником Карацюпой. И, подобно легендарному Карацюпе, пресекал нарушения границы исключительно с одной стороны – при попытке удрать за границу.

В общем, всё прошло честь по чести. Без подлянки. Алька даже сдружился с молодыми и всячески развлекал обоих. Ближе к концу на стол подали несколько увесистых тортов. Сластёна Алька при виде торта с розочками потёк слюной. Притёрся к молодым:

– Давайте возьмём тортик и смоемся.

– Так брачная ночь, – напомнила невеста.

– Думаете, неудобно? – Алька сконфузился. Жадными глазами глянул на торт. Вздохнул безысходно.

– А у меня ещё литр водки припасён – под тортик, – сообщил он.

Молодых проводили до машины. Корреспондент газеты Поплагуев сопровождал молодожёнов с коробкой торта в руках.

Дома измаявшийся жених заглотил один за другим два стакана водки и тут же уснул.

– Вот тебе, девушка, и брачная ночь, – раздосадованная невеста стянула фату. Безразлично кивнула на торт. – Лопай, раз уж ничего другого не надо.

С фатой в руке она сделалась на диво соблазнительной.

Алька глянул на торт, на невесту и – выбрал самое сладкое.

На рассвете корреспондент Поплагуев незамеченным вернулся в Дом колхозника, где их разместили в одном номере с Крамским. Наутро должны были подать машину до центра. Но ночью случилось непредвиденное.

Свидетель со стороны жениха Подоляко изнасиловал совхозную корову Милку. Как только свадьба разошлась, Подоляко с дружком – электриком Дворчевым, пошли в коровник, где заранее припасли самогонки, и – упились. А упившись, Подоляко посягнул. И всё бы ничего, но во время извращенного полового акта был застигнут пришедшей на смену дояркой Паршиной. Она и подняла скандал. Вроде, корова оказалась её любимицей. А скорее, сама мелкокостная, безгрудая Паршина оставалась недолюбленной. Только скандал она подняла оглушительный.

Так что отъезд гостей из центра был отложен. И уже в полдень состоялось открытое комсомольское собрание первичной организации ОПХ «Химик». Вся свадьба в полном, считай, составе переместилась из Дома колхозника в актовый зал Дома культуры.

Аудитория, настроенная благодушно, перебрасывалась солёными репликами. После кваса и морса в актовом зале стоял тяжелый сивушный дух.

В президиуме рядом с парторгом и инструктором обкома комсомола разместился и корреспондент молодёжной газеты Поплагуев. Ему было поручено вести стенограмму.

Здесь же, на сцене, на отдельном стуле усадили виновника – Подоляко. Тяжело похмельного и потому злого.

Собрание открыл секретарь парткома. Невысокий, с потеющей от волнения лысиной. Совершенно растерянный.

Далее краткая стенограмма.

Парторг: Товарищи! Ужасный случай случился в нашем ОПХ «Химик». Просто-таки скотский случай. Путём изнасилования совхозной коровы опозорен весь наш славный коллектив. Предлагаю дать случившемуся принципиальную оценку.

Доярка Паршина: – Дала б, да не берут. Это ж до какой крайней подлости надо дойти? Эка невидаль, погуливают мужики. Но чтоб с коровой! Нам, женщинам, такое надругательство обидно.

Подоляко: Ну, спутал.

Паршина (возмущённая): Меня с коровой?!

Подоляко: А мне все бабы сзади на одно лицо.

Паршина: А если она после твоего шурупа доиться перестанет?

Подоляко: С чего-й-то перестанет? До сих пор не переставала.

Паршина: Эва как. То-то гляжу, Милка не телится. А это уже ущерб поголовью. Требую посадить извращенца за вредительство.

Зоотехник Ковригин (в порядке справки): Поступок Подоляко, само собой, «зверский». Но как специалист корову Милку осмотрел и могу заверить, что своими действиями Подоляко на численность поголовья совхозного стада негативно не повлиял. А может, и наоборот.

Электрик Дворчев (очевидец): Факт соития подтверждаю. Было! Лично, так сказать, лицезрел. Но! Насилия при этом не обнаружил! Я читал кодекс: насилие предполагает сопротивление со стороны жертвы! А кто видел, что Милка сопротивлялась? Я лично, наоборот, свидетельствую, что не возражала.

Парторг: Посоветуемся с законом. Где у нас закон?

Участковый Смородин: Уголовное дело по факту изнасилования возбуждено быть не может – ввиду отсутствия заявления от потерпевшей. А вот меры общественного реагирования примем.

Парторг: какие будут предложения?

Реплики с мест:

– В коровник его с Милкой запереть! И не выпускать, пока от неё заявление не поступит!

– Или пока не забеременеет!

– А как зателится, пускай Милке алименты платит.

Аудитория, кажется, уже вовсю развлекалась. Посыпались солёные остроты, одна другой хлеще.

Парторг (стучит карандашиком): Посерьёзней, товарищи! Слово, будем говорить, подсудимому.

Подоляко (вполоборота к президиуму):

– Во всём свадьба эта невсамделишная виновата. Квас да шипучка! Это рази по-русски? Сначала говорят, потерпите часик для видеосъемки, для газеты, то-сё. Тоже не без понятия. Раз уж властям втемяшилось. Как сознательный член ВЛКСМ терпел вместе с остальным активом. И час. И два. Молодым хоть шкалик самогонки с собой сунули. Хотя тоже – какая для них память? А меня-то этот сивый надул (жест в сторону Крамского)! Обещал, если тост скажу, стакан поднести. А сам смылся втихую. Стакана пожалел. Ну, и лопнуло терпение! Вот и получается – с нами по-скотски, и мы со скотиной не по-людски.

Корявая, но душевная речь обвиняемого подействовала. Реплики сделались страстными, гневными.

Крамской придвинулся к парторгу.

– Ситуация выходит из-под контроля, – шепнул он нервно. – Давайте сворачивать комедь. Как бы слушок не пополз. Хорошо, если только по линии комсомола. А ну как до обкома партии доведут.

Собрание поспешно свернули. Подоляко быстренько исключили из комсомола с формулировкой «За поведение, недостойное члена ВЛКСМ».

Единственный в президиуме отмолчался – корреспондент Поплагуев. Всё это время Алька беспрерывно строчил, переворачивая лист за листом. И чем дальше, тем ниже склонялся над столом, чтоб из зала не видна была ухахатывающаяся его физиономия, – сдержать хохот смешливому Альке было не под силу.

Через сутки Поплагуев принёс в редакцию фельетон – «Коровья свадьба».

На сей раз Забокрицкий встретил юнкора мрачновато. Пролистал по косой.

– Зубастенько, – кисло оценил он. – Постебался от души. И