Шрифт:
Закладка:
Я перевел ноутбук в спящий режим и вышел на улицу. Сентябрь подходил к концу, в золотых Плантах опадала первая листва, а по дорожкам то и дело проезжали велосипедисты. Девушки с прямой спиной, сидящие на старых велосипедах, еще сохраняют в себе достоинство всадниц, и в Кракове таких девушек было множество. В своих юбках и балетках они крутили педали, перекинув сумки через плечо или пристроив их в корзинках на багажнике.
Мы с Ниной встречались в ресторане “У бабушки Малины”. Нина пришла первой и уже разглядывала меню дня. Мы поцеловались и заказали одинаковые блюда: борщ по-польски и pierogi z grzybami.
– Умираю от голода, – сообщил я, когда мы уселись на деревянную лавку. – Ну, как дела?
– У нас сегодня была Анна Цар… – Нина заговорила о своей любимой преподавательнице. – У нее сейчас выходит книга о чешских модернистках. Она уже выпустила одну монографию, о Даниеле Годровой[61], а теперь вроде как пишет о некой Ружене Свободовой. Знаешь такую?
Я отрицательно покачал головой. Официально Нина проходила в Ягеллонском университете стажировку по богемистике, но на занятиях по фонетике или морфологии ей делать было нечего, поэтому она занималась литературой, учила польский и ходила на лекции о польском кино.
– Я думала, что ты мог о ней слышать, потому что она была современницей Дртикола. Еще до Первой мировой у нее в Праге был салон, куда якобы ходили Вилем Мрштик и Франтишек Ксавер Шалда[62]. А знаешь, что говорит Анна Цар?
– Не знаю, но ты же мне расскажешь?
– Что вроде эта Ружена была любовницей Шалды.
– Вот это да, – сказал я. – Мне и в голову не приходило задумываться о любовницах Шалды. Их было много?
– Не знаю, но я недавно заглядывала в Википедию, так там были кое-какие его цитаты, и одна из них… нет, я стесняюсь ее повторить.
– Ну давай, это же Шалда сказал, а ты его просто процитируешь, – подначивал я Нину.
Я не переставал удивляться тому, что в некоторых ситуациях моя Барбарелла все еще смущается, а главное, что это совсем не те ситуации, в которых смущался бы я.
Нина слегка покраснела и выпалила:
– “Люби, мой бедный друг, – и мир вдруг неожиданно обретет смысл”.
Я потянулся к ней через стол и поцеловал – в награду за смелость.
– Вот видишь! А теперь главное, чтобы нам поскорее принесли борщ, – сказал я нетерпеливо.
– Я всегда думала, что Шалда был настоящий сухарь, – продолжала щебетать Нина.
– О критиках и литературоведах все так обычно и думают, – заверил я ее. – Им сложно соревноваться с писателями, которые растлевают тринадцатилетних девочек, посыпают их клиторы кокаином, а потом запивают их девственную кровь двойным виски.
– А с писательницами? – поинтересовалась Нина.
– Не знаю, я о таких не слышал. А, это ты про женщин, которые издают свои книги? Одна из них как-то принесла к нам в издательство противень булочек.
– Не строй из себя сексиста, – упрекнула меня Нина, – все равно у тебя плохо получается. К тому же вы в основном писательниц и издаете. Разве ваш “Гость” – это не женское издательство? Вы вообще пытались выяснить, кто кого читает?
– Все очень просто: книги сейчас читают главным образом женщины. Уже потому, что читательниц в принципе намного больше, чем читателей. В общем, что бы ты ни писал, – да хоть об автогонках, – по факту ты все равно окажешься автором женской литературы.
– То есть ты хочешь сказать, что литература феминизировалась? – состроила она серьезную мину.
– Эх, дорогая моя, да если бы только литература. А знаешь, почему? Во всем виноваты остатки противозачаточных таблеток, которые выходят вместе с мочой. Я недавно читал, что рыбы в некоторых реках, протекающих через большие города, массово меняют пол.
– Значит, трансы уже и в реках? Вот жесть!
– Ну да, их там полным-полно. В статье писали, что каждый пятый самец рыбы в английских реках имеет интерсексуальные признаки. Самцы уже не такие агрессивные, они не склонны к соперничеству, у них хуже молоки, и если так пойдет и дальше, а оно наверняка пойдет… Слушай, разговоры – это, конечно, замечательно, но я страшно голоден. Что сложного в том, чтобы подать борщ? Опускаешь поварешку в кастрюлю, а потом наполняешь тарелку. Так какого черта они там возятся?
– Может, сегодня на кухне работают вот эти, – ответила Нина, кивнув на фотографии боксеров, развешанные по стенам.
Ресторан “У бабушки Малины” мне показала Ева, и мы с Ниной тоже его полюбили – за традиционную польскую кухню и за сюрреалистический интерьер. Атрибуты польской усадьбы рубежа девятнадцатого и двадцатого веков беззаботно сочетались тут с миром профессионального бокса. Видимо, на стряпне бабушки Малины вырос какой-то местный здоровяк, который потом прославился на ринге. Стены ресторана украшали подписанные фотографии тяжеловесов, одетых кто в яркие трусы, кто в спортивные костюмы; некоторые боксеры стояли, обхватив друг друга за плечи, некоторые, сжав кулаки; были тут и кадры с поединков, и на одном из них от соперника, получившего удар в челюсть, во все стороны летели капли пота – там-то с гормонами, видимо, было все в порядке. Эти фотографии соседствовали со старинными банками для хранения круп и домашних консервов, с пыльными бутылками из зеленого и коричневого стекла, потертыми седлами и ветхими хомутами, детской колыбелькой, кроватью с пуховой периной и, естественно, с изваянием румяной бабушки Малины со скалкой в руке.
Единственным, что нарушало гармоничное соседство бабушки и боксеров, было огромное электронное табло с красными цифрами. На нем наконец высветился номер нашего заказа, борщ и pierogi нам выдали одновременно, и мы сразу же принялись за еду.
– Как тебе утром работалось? – спросила Нина, когда мы утолили первый голод. – Будешь еще сегодня писать?
– А у тебя какие планы?
– У меня следующая лекция в три.
– Может, сходим тогда посмотреть на “Даму с горностаем”? – предложил я.
За те пару недель, что мы жили в Кракове, мы видели ее на разных плакатах раз сто, не меньше – от главной местной достопримечательности было буквально не спрятаться, но мне все же хотелось посмотреть на оригинал.
– Кто-то мне говорил, что музей сейчас на ремонте, – сказала Нина.
– Значит, ее куда-то перевезли?
– Нет, картину Леонардо так и оставили висеть на стене, пока в зале меняют окна и полируют паркет, – съязвила Нина. – Не знаю, может, она где-то и выставляется. Надо будет выяснить. К тому же я собиралась купить себе свитер. Сходишь со мной?
– Ходить за покупками – занятие для убогих, – ответил я. – Ну да ладно.
* * *
Когда лекции у Нины шли подряд и мы не могли обедать
