мореходству и другим вопросам, связанным с навигацией». Он утверждал, что его «отец и дед со времен завоевания Константинополя заведовали арсеналом в Галате; они оба были выдающимися профессионалами, и их мастерство перешло ко мне как семейная реликвия»[436]. Сейди Али был типичным исследователем того времени.

Эпоха Великих географических открытий традиционно понимается как открытие европейцами новых земель и морских путей в XVI в., которое послужило основой для расширения глобального европейского влияния[437]. Обычно историки придерживаются мнения о том, что мусульманские державы препятствовали утверждению господства Западной Европы, мешали «естественной экспансии» европейцев в Африку и на Ближний Восток[438].

Когда мы думаем о том, что непосредственно предшествовало эпохе географических открытий, то представляем португальцев и испанцев – а позже голландцев, англичан и французов – не вовлеченными в мировую торговлю, а существовавшими сначала в период относительной географической и интеллектуальной изоляции, то есть в границах вод Северной Атлантики и Средиземноморья. Как ни странно, они обладали смелой политической и религиозной легитимирующей идеологией, позволявшей им воображать завоевание мира. Эта смелость проявилась в Тордесильясском договоре 1494 г., согласно которому испанцы и португальцы разделили между собой внеевропейский мир, несмотря на то что не контролировали даже его часть. Когда они отправились в исследовательские путешествия, последовал быстрый и значительный технологический прогресс – особенно в области огнестрельного оружия и океанских судов, ставших грозными военными кораблями, поскольку на борту каррак были установлены пушки. Любопытство привело к культурным и интеллектуальным преобразованиям, расцвету научных и художественных достижений – особенно в картографии, географии и классических исследованиях – а также к интересу к неизведанному миру и способности им управлять[439].

У кого-то может возникнуть соблазн представить краткий период османского контроля над Марокко и всем североафриканским побережьем во время правления Мурада III сравнимым с эпохой европейских открытий. Если бы османы остались у власти, они вполне могли бы расширить свою экспансию до западного побережья Африки. Для них это была незнакомая территория, в некотором смысле столь же чуждая им, как Новый Свет для западноевропейских держав. Однако лучшее сравнение – с экономической и военно-морской экспансией османов в бассейне Индийского океана[440]. Учитывая отсутствие у них развитого судостроительства и сравнительные преимущества европейцев, легко принизить идею о том, что османы в то время осуществляли морскую экспансию. Тем не менее они активно участвовали в Великих географческих открытиях в XVI в.

Контроль над Средиземным морем

После завоевания Константинополя Мехмедом II – отчасти благодаря умелому использованию военно-морской мощи в районе бухты Золотой Рог – султан применил имевшийся итальянский и греческий опыт для усиления военно-морской мощи Османской империи. Он вложил средства в возведение арсенала и верфи в Стамбуле, что помогло ему получить контроль над Черным морем, изгнав генуэзцев. Правитель приобрел византийские рукописи «Руководства по географии»[441] Клавдия Птолемея и заказал перевод их на турецкий язык византийцу Георгию Амирутзесу из Трабзона, а также собрал современные итальянские версии труда[442]. Однако его военно-морские способности были ограничены, и османам не удалось захватить Родос в 1480 г. Его сын и преемник, Баязид II, расширил османский военно-морской флот, наняв капитанов эгейских корсаров, таких как Пириреис[443].

Баязид II приказал построить то, что османский хронист назвал «кораблями, проворными, как морские змеи», чтобы бросить вызов венецианцам в восточном Средиземноморье (включая Эгейское море и Адриатику)[444]. Это сработало. К 1499 г., как раз когда португальцы достигли западного побережья Индии, османы контролировали большую часть восточного Средиземноморья[445]. На рубеже XVI в. Баязид II приказал отремонтировать флот, построить сотни новых, более совершенных судов, мобилизовать десятки тысяч гребцов и матросов и наладить производство пушек, которые должны были использоваться, особенно в Средиземном и Эгейском морях, а к концу его царствование в Красном море и Индийском океане[446].

Подобно португальскому королю Энрике (или «Генриху Мореплавателю»), внук Мехмеда II, Селим I, заложил основы для формирования морской империи.[447] Во время его правления появились первые оригинальные османские географические труды, такие как «Книга о Китае» («Хатай-наме»), отчет о путешествии из империи Сефевидов в Китай, написанный купцом Али Экбером Хатайем в 1516 г.[448] Западноевропейские источники не будут столь подробно анализировать китайское общество еще целое столетие. После того как Селим I уничтожил бывшего союзника в борьбе с португальцами и Сефевидами, Мамлюкский султанат, и аннексировал Египет и Сирию, османы – при содействии мамлюкского флота в Суэце и во главе с Сельманом Рейсом – контролировали большую часть восточного Средиземноморья и расширили собственные границы до Красного моря вдоль побережья Аравии, Персидского залива и Индийского океана[449].

После этого османы разработали новую налоговую политику для извлечения прибыли от торговли в этих регионах, размещая там коммерческих агентов и даже организуя торговые конвои. Тем не менее было бы преувеличением утверждать, что они создали монополии, подобные португальским.

Османы сосредоточились не только на Востоке. Они также не спускали глаз со Средиземного моря. Сулейман I расширил военно-морскую мощь своей империи и выступил против очагов сопротивления в Средиземном море, особенно у острова Родос в 1522 г. В конце концов султан смог заставить рыцарей-госпитальеров подчиниться, согласившись отпустить выживших воинов невредимыми. Они переселились на остров Мальта, предоставленный им Карлом V за символическую арендную плату в размере одного сокола в год[450].

Завоевание османами портов, включая Тунис в Северной Африке (1534 г.), который был возвращен Карлом V в следующем году, стало началом пятидесятилетней борьбы с Габсбургами за контроль над западным Средиземноморьем. Рыцари-госпитальеры оставались костью в горле османов на Мальте, и Сулейман I пожалел, что не перебил их всех.

В начале XVI в., когда Франция и Священная Римская империя соперничали за господство в европейском христианском мире, они и Османская империя также стремились установить контроль над Средиземноморьем и Апеннинским полуостровом, на которые у всех были династические претензии, как реальные, так и воображаемые. Сулейман I обнаружил, что король Франции Франциск I в 1540-х гг. согласился на союз против своего шурина и соперника Карла V, короля Испании и императора Священной Римской империи. Тот раскритиковал этот альянс как выходящий за рамки общепринятой дипломатической практики, поскольку Франциск I объединился с неверным – мусульманским правителем[451].

Многим европейцам было трудно представить Францию просящей помощи османов, чтобы выступить против другой католической державы.

Они забыли о том, как христиане заключали подобные союзы с XIV в. – и православные, византийцы и сербы, и католики, генуэзцы и венецианцы. Французов это не убедило. Они нуждались в