Шрифт:
Закладка:
Рассчитывая «переварить» аковцев внутри громадной структуры польской армии, берлинговцы распределяли их группами по 40–50 человек в полки всех существовавших на тот момент пехотных дивизий 1-й польской армии[738].
В середине июля 1944 г., перед лицом стремительного наступления Красной армии, командование АК сделало ставку на тактику «последнего боя» немцам, нанося удары в спину отходящим войскам вермахта и стремясь опередить Красную армию и первыми занять важнейшие политические и экономические центры[739]. Этот план получил наименование «Буря». Такие операции были осуществлены в Вильнюсе, Львове и в других местах, где аковцы активно содействовали Красной армии в изгнании немецких войск и старались немедленно провозгласить власть правительства С. Миколайчика. С этой же целью было поднято и восстание в Варшаве: «чтобы показать польскую силу и встретить русских у себя дома как хозяева»[740].
Поскольку эмигрантское правительство предъявляло претензии на земли, которые Советский Союз уже считал своими, отношения АК с советским командованием быстро испортились. По распоряжению из Москвы отряды Армии крайовой повсеместно разоружались, а командный состав подвергался интернированию. К 20 июля 1944 г. было разоружено свыше 6 тыс. человек. Офицеры АК отделялись от массы рядовых и направлялись в лагеря НКВД или же изымались органами контрразведки, если «представляли оперативный интерес». По предложению Л.П. Берии, утвержденному И.В. Сталиным, на сборный пункт аковцев были допущены представители армии З. Берлинга «для отбора желающих служить в польской армии из числа солдат и подофицеров». Берия уверял Сталина, что «абсолютное большинство солдат заявляет о своем желании служить в польской армии Берлинга»[741]. В самой АК происходящее трактовали иначе: «Для членов АК существует только дилемма: либо в армию Берлинга, либо в тюрьмы», – сообщалось в одном из донесений разведки АК[742]. «Подразделения и части разоружают, ставят задачу перехода к Берлингу», – говорилось в приказе командующего Армией крайовой генерала Т. Бур-Коморовского. Вообще жупел неизбежных репрессий и «Сибири» были серьезнейшим препятствием для перехода аковцев на сторону Берлинга: «Все боялись большевиков, так как повсеместно было распространено мнение, что большевики будут нас депортировать»[743]. Следует признать, что по крайней мере в отношении части военнослужащих АК эти опасения в полной мере оправдались. Например, личный состав разоруженной в районе Вильно группировки Армии крайовой, активно содействовавшей частям Красной армии в освобождении города, после разоружения был формально зачислен в кадр Красной армии и как красноармейцы был направлен в распоряжение Московского военного округа. Эти 3,8 тыс. человек использовались на лесозаготовках, а в 1945 г. по ходатайству польского правительства были возвращены на родину[744].
31 июля 1944 г. Ставка ВГК директивой № 220169 приказала полностью упразднить партизанское движение на территории Польши восточнее Вислы, в связи с ее освобождением от немецких войск. Армия крайова оказалась вне закона. Отряды АК, которые признали Польский комитет национального освобождения, должны были «сдать старое оружие, чтобы получить новое, лучшее вооружение»[745]. Они перевооружались и вливались в состав 1-й польской армии генерала З. Берлинга. Остальные отряды Армии крайовой надлежало немедленно разоружать, интернируя офицеров (как «имеющих в своем составе немецких агентов»), а рядовой состав отправлять в специально формируемые запасные батальоны – на проверку для дальнейшего комплектования ими польских войск[746]. В июле – августе 1944 г. такие меры применялись во всех воеводствах, полностью или частично занятых советскими войсками (Люблинском, Львовском, Варшавском, Краковском, Радомском).
Первоначально командование АК категорически требовало от своих офицеров избегать включения в состав «советских частей или войск Берлинга», допуская любые формы протеста, саботажа и вооруженного сопротивления. Приказ об этом был издан Т. Бур-Коморовским 12 июля 1944 г.[747] Но уже 31 июля 1944 г. аковцам было разрешено в случае принудительного призыва вступать в «армию Берлинга», с расчетом на насыщение ее своей агентурой[748]. По мере того как становилось очевидным, что эмигрантское правительство и Армия крайова безнадежно проигрывают в соперничестве с ПКНО и стоящей за его спиной Красной армией, тема внедрения в новые государственные и военные структуры была сформулирована уже как стратегическая цель: «Допустить, а где возможно, планово организовать проникновение просвещенного, истинно польского элемента в армию, администрацию и другие государственные и общественные области»[749]. Многочисленные случаи уклонения от мобилизации и дезертирства из Войска польского – отчасти результат такой инфильтрации[750].
После поражения Варшавского восстания, причину которого ПКНО объяснял «предательской позицией» командования Армии крайовой и лондонского правительства, началась чистка рядов Войска польского от «аковского элемента», «овладевшего важнейшими звеньями вооруженных сил»[751]. Этого прямо требовала советская сторона: заместитель наркома внутренних дел И.А. Серов предлагал Л.П. Берии 16 октября 1944 г.: «Всех бывших аковцев, ныне находящихся в польской армии, разоружить и заключить их в специальные лагеря»[752]. За первый квартал 1945 г. было арестовано 1159 военнослужащих, в прошлом служивших в АК[753]. Одновременно было принято решение усилить роль политико-воспитательных органов Войска польского, а при ЦК Польской рабочей партии (ППР) был создан военный отдел[754].
После того как советское командование взяло курс на безоговорочное разоружение отрядов АК, последняя перешла на нелегальное положение и развернула партизанскую борьбу против советских войск. Нападениям и убийствам подвергались одиночные бойцы и мелкие группы, комендатуры, а также органы власти ПКНО; повсеместно силой освобождали арестованных. В связи с этим 12 октября Военный совет 1-го Белорусского фронта от нижестоящих начальников ужесточить борьбу с «вооруженными бандами АК», усилить меры по разоружению, поиску схронов оружия и изъятию радиоприемников у населения, рассматривая лиц, хранящих оружие и радиоприемники, «как агентов немцев, немедленно арестовывать и судить военными трибуналами по всей строгости законов военного времени, с доведением приговоров до населения»[755]. При этом советская сторона потребовала стремиться «к проведению арестов через органы безопасности и милицию ПКНО», «максимально широко использовать для суда военные трибуналы Войска польского» и только в исключительных случаях – советские трибуналы[756]. Одновременно были приняты меры «по укреплению контрразведки Войска польского и отдела безопасности
