Шрифт:
Закладка:
Городские чиновники по всему свету расхватывают книгу Ричарда Флориды «Рождение креативного класса», будто это «маленькая красная книга» Мао Цзэдуна. На самом деле это азбука просвещенного и доходного города будущего, населенного исключительно живущими в лофтах специалистами по новейшим технологиям. Флорида сделал карьеру на том, что определил в количественных показателях качественные характеристики понятия «креативности», долгое время остававшегося туманным, полагая, что культура может создать или разрушить город, из которого фабрики и заводы давно свалили в Китай. Сан-Франциско, Остин, штат Техас, Сакраменто или «мировые города» вроде Лондона, как он утверждает, а не Питтсбург или Престон, стали новыми (пост)индустриальными хабами. Отдел по труду и экономического роста администрации Мичигана даже нанял особого «координатора крутых городов». Любой город, от Пекина до Нунитона, желает быть креативной столицей мира. В этом нет ничего удивительного, считает Флорида, установивший, что 30 % всей трудовой армии в Америке и половину дохода страны обеспечивает «креативный класс». Кто же будет против, чтобы эти люди жили в городе?
Свой «креативный класс» Флорида разделяет на несколько подчиненных категорий, таких как «рационализаторы» и «креативный средний класс». Определение креативности у него, однако, довольно широко. Те профессии, что мы разумеем в первую очередь – художники, писатели, даже работники в сфере рекламы – образуют «суперкреативное ядро», всего до 12 % от целого, тогда как прочие, объединенные в более широкую категорию «креативных профессионалов», включают виды деятельности, обычно не связанные с концептуальным искусством или постфеминистским романом – специалистов по продажам, управлению, финансам и праву.
Рецепт креативного успеха у Флориды чуть более конкретен. Это, как он поясняет, «3Т»: «технология, талант, толерантность»[134]. Старых инструментов привлечения новых людей и денег – конференц-центра, положим, или нового стадиона – больше не достаточно. Креативному классу, или джентрификаторам, как их определила Рут Гласс, требуются либеральные ценности, технологические хабы и креативные же соседи-единомышленники; они безошибочно определяют, каков «богемный индекс» города, тот эмоциональный градус местности, что и обеспечивает ей имидж, столь привлекательный для креативного класса.
Улицы Торонто, однако, такового имиджа не имеют, несмотря на то, что именно здесь провела остаток своих дней Джейн Джекобс. Ибо бóльшую часть своей истории он был местом консервативным, прямолинейным, небезопасным, большим городом с менталитетом маленького, городом чистого воздуха и безупречных тротуаров, которые, как шутили, каждый вечер скатывают и убирают на ночь. Боно говорил, что во время своего посещения был очарован городом «почти до смерти». Это понятно. «Без обид, – утверждает путеводитель по Торонто издательства „Тайм аут“, – но Торонто – не самый выразительный город, который вам предстоит увидеть». «Вспомните Нью-Йорк, и его образ сразу приходит на ум, – говорит Джо Фьорито, колумнист газеты „Торонто стар“, присутствующий на совещании по вопросам возрождения у Риты Дэвис. – Вспомните Торонто, и что?» Бросаем взгляд на его скучные небоскребы. Да, есть классный, темный Центр «Доминион» Миса ван дер Роэ. Слишком минималистично. Башня СиЭн? Просто «Космическая игла» из Сиэтла на стероидах.
Нет, так дело не пойдет. «Мило» – это ничто для первой лиги городов мирового уровня. Торонто срочно требуется свое «я». Его новые архитектурные одежды спроектированы в расчете раз и навсегда избавить город от этой нестабильности, от постоянной рокировки на мировой сцене. Отстающий пейзаж города ощетинился сейчас лесом кранов в ожидании сотни новых многоэтажек, каждая из которых, словно в зрелищном шоу, стремится обойти по высоте предыдущую. Город спешно заполняет лакуны новыми, иной раз и старыми, лишь подрезанными или растянутыми, культурными объектами – от оперы до киноцентра. Каждому городу мирового уровня, конечно же, нужно хотя бы одно здание Фрэнка Гери или Даниэля Либескинда. В особенности если это родной город самого Гери, а также его жены и делового партнера – Нины. Блудные сыновья уже воздали ему должное, предоставив свои обычные бренды при реконструкции главных генераторов культурного капитала в Торонто – Художественной галереи Онтарио и Королевского музея Онтарио.
Впрочем, ради новых преимуществ Торонто превратился в очень непослушного мальчика. Уилл Олсоп со своей манерой курить за навесами для велосипедов (привычкой завсегдатая пабов), с его мохнатым прикидом преподавателя художественной школы и склонностью грубо выражаться в прямом эфире делает сегодня среди публики в костюмах непредсказуемую богемную карьеру. Центр дизайна фирмы «Шарп» при Колледже искусства и дизайна Онтарио (OCAD) напоминает о нем на силуэте города, в полном объеме обеспечивая Торонто собственным «я». Летающая столешница действительно сногсшибательна. Иные здесь, в третьей по величине художественной школе в Северной Америке, просто вне себя от счастья. Для того, чтобы обеспечить в будущем креативный город креативными кадрами, Олсоп предусмотрел и учебное пространство, и пространство для размышлений – с широкими, глубоко врезанными, как он говорит, нишами оконных проемов, должными стать «местом для мечтаний». Живенький ящик, размалеванный пятнами, как далматинец, парит на высоте 26 метров над землей – прямо над своими викторианскими соседями – на двенадцати дрожащих ногах, раскрашенных под фломастеры. Здание Центра, причудливо состряпанный коллаж из форм и красок, как и все здания Олсопа, переполнено энергией. Постройку эту, возведенную на фоне скучных небоскребов, не заметить на силуэте Торонто невозможно. Дело сделано.
В Торонто, однако, жестокая конкуренция. По всему миру большие и малые города, милые в прошлом, но теперь скучноватые или безобразные и нищие – все переживают креативное преображение. Даже в городах на американском Среднем Западе – в регионе, знаменитом отнюдь не богемными ценностями, – наблюдается строительная лихорадка. Местные благотворители на зрелищном закате авангарда финансируют новые храмы, в основном по проектам европейских архитекторов. В Миннеаполисе силосное зернохранилище, некогда вдохновившее Ле Корбюзье, теперь глядит на театр Гатри архитектора Жана Нувеля. На массивных балконах постройки тесно от множества туристов, завороженных силуэтом города, который недавно оживили выразительные здания публичной библиотеки Сезара Пелли, Института искусства Майкла Грейвса, Художественного музея имени Фредерика Р. Вейсмана архитектора Фрэнка Гери и новое здание Центра искусства имени Т. Б. Уокера – работа бюро Herzog & de Meuron. В другом городе на Среднем Западе, Акроне, штат Огайо, новый корпус художественного музея, работа бюро Coop Himmelb(l)au, втрое больше старого здания: настоящий кукушонок в гнезде, взрыв стекла и стали, неотвратимо погребающий под собой трезвый краснокирпичный оригинал. Подобный же гипертрофированный корпус пристроил к зданию художественного музея в Денвере
