Шрифт:
Закладка:
— Семья Зака хочет, чтобы он был с кем-то презентабельным, с кем-то с хорошей кровью. Вероятно, одной из тех самых девочек, которых вы уже выгнали из школы — или выгоните, более чем вероятно.
— Зачем ты мне всё это рассказываешь? — спрашиваю я, снова поднимая на него глаза, настоящего бога, окутанного солнечным светом и тихой жестокостью. Он говорит мне это, потому что хочет, чтобы я знала, насколько трудным был бы их выбор, если бы они действительно выбрали меня.
— Крид, ну, ты, наверное, мог бы выбрать Крида, если бы захотела. Легко. Кэтлин, по сути, сама из Плебеев, женщина, сделавшая себя сама. Ты ей очень нравишься. Они кажутся хорошей семьёй.
— Серьёзно, Виндзор? — рявкаю я, вставая и чувствуя, как у меня перехватывает дыхание. Я не уверена, почему я так зла. Может быть, потому, что маленький пузырёк Бёрберри лопается, и мне кажется, что мир обрушивается на меня, чтобы утопить?
— А Зейд, ну, ты не понравишься его бабушке, но она всё равно не очень любит своего сына. Зейд мог бы быть с тобой, если бы действительно захотел, но доверяешь ли ты кому-то подобному? Рок-звезде? — Винд огибает прилавок, когда я пытаюсь уйти, и загораживает дверной проём.
— Прямо сейчас ты ведёшь себя как настоящий придурок, — шепчу я, но он делает шаг вперёд, и у меня нет выбора, кроме как отступить назад или позволить ему врезаться в меня. Я решаю позволить ему врезаться в меня, и он щекочет пальцами мою шею сзади, заставляя меня дрожать.
— Ну и есть я. У меня есть собственное состояние, доставшееся мне по наследству от моего отца. Этого более чем достаточно, чтобы жить и получать удовольствие. Мы могли бы делать всё, что угодно, вместе, Марни, если бы ты захотела.
— Нам всего по восемнадцать, — шепчу я, отводя взгляд. Моё сердце предаёт меня, оно колотится слишком сильно, бьётся слишком быстро. Я чувствую головокружение, почти дурноту. — Кто сказал, что я должна сейчас выбирать спутника жизни?
— Никто. Но мы оба знаем, что, когда школа закончится, все разбегутся, и на этом всё закончится. Возможно, тебе и не придётся выбирать спутника жизни, но ты должна выбрать нить, за которой будешь следовать.
— Это что, ультиматум? — я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, и обнаруживаю, что его карие глаза прикованы к моим губам. Медленно, почти как человек, очнувшийся от наркотического сна, он поднимает на меня взгляд.
— Нет. Я не ставлю ультиматумов друзьям. Миледи, мне всё равно, что ты делаешь с другими парнями. Если ты хочешь, чтобы я остался, я здесь. Я дам тебе всё, что ты захочешь. И если всё, чего ты хочешь — это обмотать эти нити вокруг своих пальцев и перетащить их в Борнстед, прекрасно. Я пытаюсь сказать тебе, что проблема не во мне.
— Ты хочешь сказать, что тебе всё равно, продолжу ли я встречаться с ними, даже в колледже? — мой голос звучит надтреснутым шёпотом, наполовину исполненным странной надежды, но в то же время сломленным и меланхоличным. Потому что колледж кажется таким далёким, и я знаю, что даже если каким-то образом Виндзор предложит мне невозможный шанс, я не получу его от всех.
Так или иначе, каким-то образом мне придётся выбирать.
Так или иначе, я не думаю, что всё это в конечном итоге будет завёрнуто в идеальный бант и доставлено лично к моему порогу.
Иногда счастливый конец имеет горько-сладкий привкус.
— Именно это я и говорю. У меня было достаточно девушек. Единственная, кто мне по-настоящему нравился до тебя, она сделала со мной то, что я делал с десятками других. Я знаю, что у меня есть грехи, в которых нужно покаяться, и давать тебе то, что ты хочешь, не входит в их число. Давай вместе поедем в Борнстед, и я буду держать тебя за руку, даже если кто-то другой будет держать с другой стороны.
— Ты же на самом деле не это имеешь в виду, — задыхаюсь я, пытаясь обойти его, но он мягко прижимает меня к стене, положив руки мне на плечи, и прижимается губами к моим губам.
Виндзор Йорк на вкус как сладкое десертное вино, его язык касается моих губ, пробуя меня на вкус, как прекрасное шардоне, ещё до того, как он по-настоящему делает глоток. Его язык медленно двигается по моему, как будто он пытается впитать весь вкус. Сами того не желая, мои руки расстёгивают пуговицы на его рубашке, ладони прижимаются к плоскостям его груди.
— Подумай о моём предложении, — шепчет он, одной рукой скользя вверх по моей талии, чтобы обхватить грудь через рубашку. Он разминает плоть, побуждая мою грудь приподняться в его руке, предлагая ему себя. — Но также подумай о мотивах каждого из нас. Никто не является полностью бескорыстным в каждый момент времени. Подумай также о моём предложении и о том, почему я его сделал.
Винд отпускает меня и отталкивается от стены, выходя наружу. На мгновение мне приходится напомнить себе, как дышать. Когда я следую за ним, то вижу, как он движется между садовым домиком и большим сараем, перепрыгивает через низкий забор и направляется к вороной лошади.
Он на мгновение гладит её по шее, а затем хватает в охапку гриву, садится на неё верхом и затем в буквальном смысле уезжает навстречу закату.
Он определённо является воплощением очаровательного принца, не так ли?
Только… его лошадь чёрная, а не белая.
Может быть, это явная подсказка прямо передо мной?
На следующее утро мы с Виндзором завтракаем на террасе с Алексом и Чарли, прежде чем принцесса, извинившись, отправляется в город. Мы с папой играем несколько раундов в шахматы, прежде чем он снова устаёт и решает устроиться с книгой.
Я замечаю, что он открывает книгу с обратной стороны и сначала читает концовку.
Мурашки пробегают по мне с головы до ног, когда я наблюдаю за ним, улыбающимся про себя, прежде чем он снова перелистывает первую страницу.
— Сначала он читает последнюю страницу, чтобы знать, чем всё закончится, на случай, если он… — я замолкаю, останавливаясь позади Виндзора, пока он ведёт меня в конюшню, чтобы выбрать лошадь. Сегодня мы собираемся покататься верхом, и это заставляет меня немного нервничать. Я думаю, что однажды, когда мне было семь, я каталась на пони на чьём-то дне рождения, но это всё, что я могу сказать из своего опыта.
Виндзор оглядывается на меня, а затем полностью разворачивается, пыль
