отправить письмо, но решили, что личный визит к императрице будет отличной демонстрацией доверия и доброй воли.

– Это была осечка, – бормочет Паскаль, вызывая ухмылку Беатрис и сердитый взгляд Жизеллы.

– И всю ту неделю, – продолжает Беатрис, – как двор принял Николо в качестве короля? Не могу поверить, чтобы все остались этим довольны.

Жизелла сжимает челюсть, но выдерживает взгляд Беатрис.

– О, его очень любят, – говорит она, но прерывается, чтобы прокашляться. Закончив, она продолжает: – Он потратил годы на то, чтобы завести как можно больше друзей, а наш отец потратил на это десятилетия. Селлария счастлива, что Нико стал королем.

Она снова кашляет, и Беатрис придает своему лицу озабоченное выражение.

– О, похоже, ты заболеваешь, Джиджи, – к счастью, у тебя будет достаточно времени, чтобы отдохнуть и восстановиться.

Жизелла сердито на нее смотрит и делает еще один глоток чая.

– У меня есть вопрос, – говорит Паскаль, удивляя Беатрис.

Он смотрит на свою кузину, но Беатрис не видит в его глазах враждебности, хоть это уже и не тот ясный взгляд, каким он смотрел на Жизеллу раньше.

– Когда вы решили отвернуться от нас?

Жизелла моргает. Очевидно, вопрос застает ее врасплох. Беатрис тоже интересуется ответом – не то чтобы это что-то меняло, напоминает она себе. Но все же ей любопытно.

– Ты собственноручно предоставил нам такую возможность, – говорит Жизелла. – Я не буду извиняться за то, что мы ею воспользовались.

Беатрис хмурится:

– Ты хочешь сказать, что вы не планировали предавать нас, пока мы не рассказали о нашем плане по вызволению лорда Савеля из тюрьмы? – спрашивает она.

– Это был глупый план, – говорит Жизелла. – Мы были бы дураками, если бы не воспользовались случаем.

– Но вы с Николо начали травить короля Чезаре задолго до этого, – говорит Паскаль.

– Ну да, – говорит Жизелла, пожимая плечами. – И не притворяйся, что оплакиваешь его, – я же тебя знаю.

– Тогда твой план не имеет смысла, – говорит Беатрис. – Вы планировали убить короля и вступить в сговор с королевой Евгенией… Для чего?

– О, вы разгадали и эту часть, да? – спрашивает Жизелла невозмутимым тоном. – Нас не особенно заботил финал – если бы на троне оказался Паскаль, то мы, его любимые кузены, тоже поднялись бы в статусе. Если бы у Евгении получилось осуществить свой замысел и втянуть Темарин и Селларию в войну, то, заняв трон, она наверняка вознаградила бы нас за помощь.

– Значит, вы играли за обе стороны, – комментирует Паскаль. – Как благородно.

– Мы выживали, – поправляет его Жизелла, и в ее голосе слышатся резкие нотки. – Беатрис, ты провела при селларианском дворе едва ли пару месяцев, но даже ты знаешь, как это непросто. Да, мы отравили жестокого короля. Да, нам пришлось наступить вам на горло, чтобы подняться немного выше, чтобы стать неприкасаемыми и жить в безопасности. Знаешь, на самом деле ты злишься совсем не за это.

– Я позволю себе не согласиться, – огрызается Беатрис, но Жизелла игнорирует ее.

– Ты злишься на себя за то, что позволила нам это сделать… за то, что позволила Нико.

Беатрис никак не реагирует, но лишь потому, что подозревает – Жизелла права. Она допивает чай и встает из-за стола. Паскаль делает все то же самое.

– Не забудь мой совет, Жизелла, – говорит она с приторно-сладкой улыбкой. – Я сказала тебе, что ты забралась так высоко, что падение может тебя убить. Полагаю, что сейчас самое время подготовиться к удару.

Покинув камеру Жизеллы, Беатрис и Паскаль возвращаются в комнату Беатрис, стараясь не говорить ни слова, пока не оказываются в безопасности за закрытыми дверями.

– Чай был отравлен? – спрашивает Паскаль, глядя на Беатрис с таким смятением в глазах, что ей становится не по себе.

– Разве что сывороткой правды, – говорит она, качая головой.

Он хмурится:

– Я так и думал. Но разве она ни разу не солгала?

Беатрис фыркает и качает головой.

– О, несколько раз, – говорит она. – Но попробуй солгать прямо сейчас.

Паскаль выглядит встревоженным.

– Я доверяю Жизелле.

Едва произнеся это, он заходится в приступе кашля. Беатрис ухмыляется:

– Ну вот, понял?

– Кашель, – говорит Паскаль, приподнимая брови. – Он следует за ложью. Неудивительно, что она так раскашлялась.

– Именно. Если бы я дала ей сыворотку правды, из-за которой невозможно солгать, она бы это поняла. А так она даже не догадалась. Тут все более тонко – мы не знаем, в чем правда, но мы знаем, о чем она точно лжет.

– Двор настроен против Николо, – говорит Паскаль. – Это, конечно, интересно.

Беатрис кивает.

– Хотя в этом нет ничего удивительного, – добавляет она. – Селларианский двор, мягко говоря, темпераментен. То, что Николо унаследовал трон, наверняка у многих вызвало возмущение. Я уверена, что уже есть несколько семей, планирующих переворот.

– Твоя мать будет рада это услышать, – говорит Паскаль, морщась.

– Уверена, что так, но от нас она этого не узнает, – говорит Беатрис. – Я не горю желанием давать ей еще больше информации, которая побудила бы ее при первой же возможности отправить нас обратно в Селларию. Есть еще кое-что, чему мне нужно научиться у Найджелуса, и если она попытается выступить против Дафны…

– Я понимаю, – говорит Паскаль. – Но сможешь ли ты скрывать от нее правду?

Беатрис хмурится. Возможно, несколько недель назад она без колебаний сказала бы «да», но теперь она знает, что лучше не недооценивать свою мать. И она понимает, что именно поставлено на карту в случае неудачи.

– Мне придется, – говорит она, качая головой. – У нас нет другого выбора.

Дафна

Дафна возвращается во дворец за час до ужина и проникает в свою комнату тем же путем, каким она ее покинула, – через окно. Оказавшись внутри, она спешит переодеться в свое платье и запихивает мужскую одежду обратно в шкаф, все это время обдумывая свои подозрения.

Если Зения, прежде чем отравить Дафну, должна была подвести ее почти к двери Аурелии, то это дает больше вопросов, чем ответов. Но Дафна даже не удивится, если Аурелия окажется ответственной за покушения. Она сама сказала, что предвидела смерть того, в ком течет кровь звезд и величия, и боялась, что это будет Байр. Дафна почти готова поверить, что Аурелия, возможно, пыталась убить ее, лишь бы это пророчество не коснулось ее сына.

Но какое это имеет отношение к принцам? Аурелия сказала, что она слышит все то же пророчество, но это не имеет никакого отношения к Гидеону и Риду – в их жилах течет кровь королей, но звезды их не коснулись.

Возможно, две эти вещи не связаны, говорит она себе. Возможно, то, что