то чтобы прославить его в Рейхе а теперь что? Всё насмарку? Лаура… Скорее всего, тоже не оттолкнёт, потому что любит. А если ты кого-то любишь то почти всегда готов «…стоять позади и подавать патроны». Гюнтер был почти уверен что и остальные дамы его поймут, но зачем до этого доводить? В самом деле, кому станет лучше от этой правды? Уж точно не ему, Брайтшнадеру, Ханке или, тем более, Рауху. А уж со своей совестью как-нибудь он договорится, благо что сам сделал всё чтобы помешать огнемётчику… Кстати!

— Бруно, а сколько англичан выжило? — опомнился он, мысленно выругавшись и встав с дивана.

Со своими проблемами Шольке совсем забыл про них, а ведь от тех зависело очень многое. Если выжившие разболтают правду… в принципе, в госпитале им могут и не поверить, но всё равно не мешало бы с ними поговорить…

Лицо заместителя окаменело и он, помолчав, буркнул одно единственное слово:

— Нисколько.

Встав как вкопанный Гюнтер внимательно на него посмотрел. Бруно не отводил взгляда и даже не моргал, его глаза застыли словно замороженные. Шольке охватило плохое предчувствие, когда он вспомнил кое-что услышанное во время избиения Рауха. Ничего больше не спрашивая оберштурмфюрер снова вернулся в выгоревшую спальню, старательно задерживая дыхание.

Огонь уже полностью погас, сожрав всё что только мог, и теперь лишь дым лениво просачивался на улицу, из-за чего в комнате была хоть какая-то вентиляция. Видимо, пролом в окне послужил отдушиной и часть пламени вышла наружу, ослабив мощь огня в комнате.

Закрыв одной ладонью рот Гюнтер стал осторожно пробираться между обугленными телами, пытаясь найти доказательства своей догадки… И через несколько минут, содрогаясь от кашля, вышел обратно в зал, чувствуя себя ещё хуже.

Всё оказалось именно так как он и подозревал. На всех трупах были пулевые раны в голове и груди. И если с большинством тел это оказалось оправдано, так как они явно получили сильнейшие ожоги, то вот насчёт двух самых дальних было другое соображение.

У обоих были сгоревшие ботинки и штаны вплоть до пояса, включая обожжённые ладони. Видимо, ими они пытались сбить пламя. Но пули разнесли головы и этой парочке, хотя те вполне могли бы выжить, ведь Гюнтер в конце помешал «Сосиске» прицельно выстрелить снова. Теперь всё в голове встало на свои места. Он вспомнил звуки автоматных очередей, когда сам бил огнемётчика. А потом странный вопрос Бруно, обращённый к Ханке: «…Эрих, ты там закончил?» И тот ответил " — Да, гауптшарфюрер, теперь всё в порядке!" Вывод: они оба уже тогда всё за него решили. Что свидетелей быть не должно! И теперь старательно подводили к этой же мысли и его…

Поэтому Шольке сделал то что должен был сделать именно здесь и сейчас. Он подошёл к Брайтшнайдеру, по-прежнему смотревшему на него, и сильнейшим ударом в лицо свалил того на пол! Хоть Бруно и превосходил его по комплекции но ему всё же было далеко до гиганта-Рауха, поэтому кулак оберштурмфюрера с грохотом поверг заместителя вниз. С трудом сдержав болезненный стон, костяшки пальцев ещё не отошли от знакомства с могучей челюстью огнемётчика, Гюнтер опустился рядом с ним на корточки и зло проговорил:

— Бруно, это первый и последний раз когда ты делаешь то на что я не давал прямого приказа! Если такое повторится ещё раз… я тебя убью. Лично! Несмотря на то что ты хороший солдат и вообще неплохой парень! Ты меня понял?

Застонав, лежащий на животе Брайтшнайдер осторожно потрогал челюсть, скривился от боли, повернул к нему голову и… неожиданно улыбнулся:

— Так точно, оберштурмфюрер… Яснее ясного. Вы… правильно сделали, я всё понимаю. Просто в тот момент… так было надо. Извините, если я проявил инициативу. И, если можно, не наказывайте Эриха. Это я ему приказал, когда оттаскивал вас… ну, чтобы он всё сделал… Вся ответственность на мне, командир! Мне и отвечать, если что… Только парнишку не трогайте… Он не виноват…

— Бруно, просто заткнись!!! — прорычал Шольке, испытывая непреодолимое желание добавить по роже слишком инициативному подчинённому.

Понятно, чем руководствовался его заместитель, всё просто как дважды два. Раненым уже не помочь, так и так умрут, значит нужно добить. Двое ещё могут выжить? А зачем? Чтобы распустили языки и потом у их командира, а значит и у всего отряда разведки были ненужные неприятности? Нет, надо позаботиться о том чтобы всё было идеально. Да и чего жалеть тех кто ещё час назад стрелял в них? Пусть разделят судьбу остальных! Что важнее? Жизнь двух полумёртвых британцев или же свои товарищи, которые могут пострадать от случайного срыва их сослуживца? Ответ, как говорится, на поверхности…

— Разрешите добавить, командир? — тихо спросил Бруно, с кряхтением поднявшись на ноги и отряхнув свою форму.

— Говори… — ответил Гюнтер, уставившись в пространство. Внезапно начала болеть голова и он вяло подумал чем бы её успокоить.

— Мы с Эрихом будем молчать. И всё отрицать, если что. Скажем что среди раненых оказалось двое человек которые попытались напасть на вас и Рауха, поэтому пришлось стрелять. Никто не был виноват в том что произошло, только сами англичане. Вспомните, командир, вы же сами сколько раз нам говорили что мы все одна большая семья! Один за всех и все за одного! Что все наши проблемы мы станем решать сами, без всяких посторонних! А Раух наш боевой товарищ, такой же как любой другой в отряде. Он же нам здорово помог, выжигая тот голландский дот! В Вадленкуре выкурил французов из здания, когда те стали стрелять по нашей «восемь-восемь». В Ватандаме он же сжёг тот танк который мешал наступать! Да и здесь, в этом доме не раз отличился…

— Да уж, отличился он прямо замечательно! — ядовито добавил Шольке, видя как замялся Бруно от своих последних слов. — Просто слов нет от восхищения его «способностями»!

— Оберштурмфюрер, я не спорю, он виноват в том что сорвался… виноват что не выполнил ваш прямой приказ… Но вы же сами знаете почему это случилось! — эмоционально повысил голос заместитель. — Гибель любимого брата не каждый может пережить спокойно! Я и сам не знаю что бы сделал на его месте в такой ситуации! Я прошу вас, командир… не выдавайте его! Накажите как угодно, избейте так чтобы он надолго оказался в госпитале, заставьте делать самую грязную работу… Но он же всё равно наш товарищ! Дайте ему шанс исправиться, ведь каждый может