радость от меня избавиться. Родители никогда не любили меня. Я был не нужен им так же, как дядя Майкл был не нужен дедушке Мануэлю с бабушкой Маргарет. Он всегда говорит, что мое рождение никогда не было запланированным. В отличие от твоего. Мол ты всегда был их желанным ребенком. Но на меня отец с матерью наплевали. Аборт делать не хотели, а отдавать в приют было жалко. Вот и скрипели зубами, смотря на меня.

— И ты реально в этом уверен? — слегка хмурится Терренс.

— Происходящее заставляет верить. Да и дядя подбавляет масла в огонь и делает все, чтобы я чувствовал себя полным дерьмом.

— Извини, Эдвард, но ты — безмозглый козел! — хмуро бросает Терренс. — Как ты мог подумать, что мама не любит тебя? Разве она сделала что-то, чтобы оттолкнуть тебя от себя? Или плохо приняла тебя, когда встретила несколько месяцев назад?

— Я уже ответил на этот вопрос.

— Ты сам во всем виноват. Чтобы тобой гордились и сделали своим любимым человеком, нужно сделать хоть что-то. А что ты сделал? Ничего! Тебя уж точно никто не станет благодарить за все это шоу с дядей Майклом, в котором ты изображаешь из себя героя, желающий всех спасти, но на самом деле выглядящий глупо.

— Однако я уже не могу это остановить. Чтобы покончить с этой тварью, нужно идти до конца. Только теперь я буду действовать иначе. — Эдвард на пару секунд переводит взгляд на свои руки. — Лишь поход в полицию сможет дать хоть малюсенькую надежду. Если и эта попытка будет неудачной, то я буду ходить по всем участкам до тех пор, пока кто-нибудь не заведет дело против этого больного маразматика.

— Хотелось бы верить тебе.

— Дело твое. Но в любом случае теперь, когда опасность угрожает Наталии, мои планы изменились. Я обязан перестать бояться этого гада и его шайку.

— Полагаю, тот удар по башке все-таки немного вправил тебе мозги, — без эмоций усмехается Терренс.

— Не удар, а рассказ Наталии о попытке изнасилования и встреча с ее обидчиком. Это и стало пощечиной, которая разбудила меня.

— Жаль, что слишком поздно.

— Лучше поздно, чем никогда. Но теперь можешь не сомневаться — все будет иначе.

Терренс ничего не говорит и лишь тихо выдыхает. А через несколько секунд в гостиную возвращается Ракель, держа в руках аптечку и небольшой поднос, на котором находятся стакан с водой и небольшой пакет со льдом, обернутый в тряпку. Подойдя к мужчине, она отдает ему все и протягивает Эдварду стакан с водой и упаковку таблеток от головной боли. А пока МакКлайф-старший разбирается с медикаментами и ищет нужное, а его брат проглатывает таблетку и запивает ее водой, девушка присаживается на диван рядом с ними.

— Эй, Эдвард, а как тебе удалось уговорить Наталию рассказать обо всем, что с ней произошло? — интересуется Ракель. — Неужели она так легко согласилась?

— Ну нет, совсем не легко… — задумчиво отвечает Эдвард, продолжив пить воду, чтобы избавиться от сухости в горле. — Пришлось настоять… Ну и… Получить пару тумаков по башке… Но в итоге я все-таки услышал всю правду.

— Значит, ты все-таки решил поговорить с ней после нашего разговора в кафе?

— Да, но поначалу я думал, что он вряд ли сложился бы. В какой-то момент я психанул и решил уйти. Но когда Наталия прокричала что-то вроде «мне никогда не понять того, что чувствует девушка, когда ее едва не изнасиловали», то я будто оцепенел и не мог сдвинуться с места. Будто кто-то вылил ведро воды мне на голову.

— Ну а потом ты начал уговаривать ее все объяснить?

— Именно! Поначалу она пыталась сделать вид, что не говорила этого. Но в итоге согласилась раскрыть эту правду и рассказала всю историю от начала до конца.

— Учитывая то, как ужасно ты относился к ней, я удивлен, что тебе удалось так легко поверить в ее слова, — разбираясь с медикаментами, что лежат на кофейном столике, тихо хмыкает Терренс.

— Видя то, как сильно ее трясло, и какой испуганной она была, я не мог ей не поверить. — Эдвард допивает всю воду, ставит пустой стакан на столик, берет обернутый в тряпку лед и прикладывает его ко лбу, слегка поморщившись. — А когда Наталия мгновенно узнала того типа, что издевался над ней, когда тот появился перед ней, то она запаниковала и не могла оставаться спокойной. И уж как истошно она кричала, когда он хватал ее и снова пытался облапать и облизать.

— Но я не понимаю, почему ты не обратил внимания на ее поведение, когда вломился в ее квартиру? — недоумевает Ракель. — Ты же видел, что она была в истерике и не могла ничего сказать.

— Думаешь, я тогда мог соображать? Я не мог думать ни о чем, кроме как о том, что твоя подруга предала меня! Ведь фотографии были специально сделаны так, чтобы казалось, будто ей все это приятно.

— Мне кажется, если бы человек хотел расстаться с кем-то и действительно не испытывал к нему никаких чувств, то он был бы спокойным. А Наталия не хотела с тобой расставаться и действительно любила тебя.

— Да, я признаю, что был не прав, — тихо отвечает Эдвард, опустив взгляд на свою руку, чуть крепче сжав обернутый в тряпку лед. — И ее признание было тем, что помогло бы мне остудить голову в тот момент.

— Думаю, теперь ты убедился в том, что допустил огромную ошибку.

— Еще как! А узнав все правду, мне реально хотелось провалиться сквозь землю. Ибо было ужасно стыдно, что я выставил себя таким безмозглым дебилом.

— В принципе мы ожидали подобного эффекта. Не сомневались, что ты бы мгновенно изменился.

— Знал бы я всю правду намного раньше, то смог бы понять ее и оказал поддержку и помощь.

Пока Ракель опускает глаза вниз, Эдвард слегка вздрагивает и морщится из-за того, что Терренс обрабатывает открытую рану у него лбу чем-то, что вызывает сильное жжение.

— Ауч! — морщится Эдвард. — Можно как-нибудь понежнее? Больно же!

— Ох, Эдвард, ты как маленький ребенок, честное слово, — качает головой Терренс, держа в руке кусок ваты, покрытый кровью. — Терпи уже, раз ты решил проверить кирпичную стенку на прочность с помощью своей головы.

Глава 78

— Очень смешно! — тихо хмыкает Эдвард и начинает недолго держать холодный компресс на всех своих синяках на руках, синеватой переносице и даже на животе, который все еще болит после того, как Терренс со всей силы ударил его кулаком. — Как будто я сам долбанулся башкой