обстреляли «Лаймон» со стариной Джонни и другими моими друзьями на борту и «Турист», который стоял ниже по течению. Считалось, что «Турист» выбрал безопасную стоянку в притоке реки Сайгон, рядом с Катлай[152]. Тем не менее все, что нужно было диверсантам, чтобы ударить по нему с берега, – это русский ручной гранатомет РПГ-7 или, возможно, грузовик с дальнобойной гаубицей, каким-то образом миновавший полицейские посты.

Что бы там они ни использовали, они попали по «Туристу» девять раз. И ничего не достигли – хотя кое-кто из команды получил легкие ранения, – потому что главный груз, боеприпасы, остался невредим. Вообразите себе, что это могло быть. Второй Лонг-Бинь!

На «Лаймоне» тоже не обошлось без повреждений, и кое-кто был ранен. К счастью, не Джонни. Однако это стало последней каплей для капитана.

– С меня хватит! Отчаливаем отсюда к чертовой матери! – заревел он так, что на берегу стало слышно.

Гражданские капитаны, даже действуя по контракту с армией, были куда свободнее в своих решениях, чем иные адмиралы. Самая большая военная шишка – все же часть большой системы, а капитан торгового флота, просто по факту своего звания, – царь и бог на корабле, особенно в открытом море. Теперь Джонни и другие матросы на «Лаймоне» могли в полной мере оценить эту разницу.

Капитан позвонил в береговую охрану – вполне может быть, тому же самому коммандеру, что пытался помочь мне с работой, – и якобы с порога заявил, что ему все равно, какие силы тот разыщет для немедленной разгрузки корабля: портовых грузчиков, армию или собственную бабушку.

– Если «Лаймон» не разгрузят в течение трех дней, я ухожу в Манилу со всем этим провиантом!

А запасов на этом морском холодильнике оставалось еще очень и очень много, несмотря на всю ту деятельность, которую я развел, чтобы прокормить половину Сайгона.

На следующее утро у причала выстроилась цепочка из сотни грузчиков. Видимо, они решили, что прервать забастовку будет лучшим решением, чем потерять работу. Под бдительной охраной военной полиции США эти парни приступили к делу. Никогда в жизни я не видел таких доходяг! Надеюсь, они «уронили с трапа» что-нибудь и для себя.

Однако в то самое утро, когда «Лаймон» готов был покинуть Сайгон, кэп получил неприятные новости. Один из мотористов, которого ранило во время обстрела, все еще валялся в госпитале, и врачи пока запрещали ему двигаться. Я понял это как знак свыше. Мне было искренне жаль парня, прикованного к койке, – что тут говорить, ведь он оказался в том же положении, что и я, да еще и не по своей воле. Но я был мотористом и членом профсоюза, а на корабле открылась вакансия! Я бросился в порт. По нашим правилам, капитан не мог отказать мне под предлогом, что корабль снимается с якоря «сию минуту». Я пошел к капитану вместе с Джонни и попросился на должность. Капитан начал с того, что попытался мне отказать. Дескать, он справится с тем штатом, что уже на борту, если парни поработают за сверхурочные. Но Джонни сунул ему под нос свод профсоюзных правил. Кэп нахмурился, читая, пока я нервничал и кусал губу. Наконец он выдавил:

– Ладно, черт с вами. Быть на борту в «ноль-восемьсот»!

И добавил многозначительно:

– «Лаймон» больше никого ждать не будет.

Было семь вечера, у меня оставалось еще целых тринадцать часов.

– Гляди не опоздай! – серьезно предупредил меня Джонни.

Я собрался было в город, но остановился на палубе и задумался. У меня не было лишних вещей, и я ничего не должен был за постой. Конечно, Сайгон полон был людей, с которыми мне хотелось попрощаться. Австралийцы, Бен-Гур, журналисты из «Каравеллы». Мой молодой друг – полицейский Ньонг. И мистер Мин. Да тот же Хеллер из консульства. Его стоило поблагодарить. Все они так или иначе помогали мне и поддерживали – кто как мог.

А Тао? «Персиковый Цвет»! Я ведь пообещал ей, что, если все уляжется, мы вместе съездим на Фукуок – остров, где якобы зарыты сокровища капитана Кидда[153]. Что непременно куплю ей тамошнего щенка-риджбека[154], одного из этих синеязыких созданий с перепонками на лапах, что способны охотиться вплавь и даже взбираться по деревьям и чуять запахи за целую милю.

Но больше всего напоследок я хотел бы повидаться с Томми Коллинзом и Риком Дагганом. С Кевином Маклуном. С Бобби Паппасом. И с теми парнями из моего списка, которых я не успел отыскать и о которых думал не переставая.

Но капитан сказал, что «Лаймон» никого ждать не станет. А что, если он вообще решит отдать якоря раньше времени? А если меня что-то задержит в городе? Стоя здесь, на борту, я размышлял. И чем больше думал, тем больше во мне зрело намерение вообще не ступать на берег до тех пор, пока мы не пришвартуемся в Штатах. Поэтому я отыскал себе укромное местечко на палубе и тихо помолился за всех, о ком вспомнил, надеясь, что они будут в порядке.

Мы отчалили в восемь часов утра. Я смотрел на Сайгон, пока очертания города не растаяли вдалеке. Затем я спустился в машинное отделение, где меня ждала новая работа. Спустя столько дней я снова был в Южно-Китайском море на пути домой. В старые добрые Штаты.

Глава 36

Я целую родную землю

В бухте Субик на Филиппинах, мы сделали остановку для дозаправки. Дальше простирался лишь Тихий океан. Никогда в жизни я не был счастливее, чем теперь, в своем жарком машинном отделении.

После трех недель плавания мы бросили якорь в Сиэтле, и мне кажется, я первым сбежал по трапу, чтобы поцеловать землю.

Мне выдали жалованье. Почти две тысячи баксов. Джонни тоже получил свое, плюс ему полагалась особая надбавка за нахождение на борту под обстрелом. Он планировал остаться на корабле и вернуться во Вьетнам снова.

Я – нет. Меня ждал Нью-Йорк. Мы с Джонни пожали друг другу руки и обнялись. Сколько людей, включая меня, и даже животных голодало бы во время заварушки в Сайгоне без этого парня!

Я направился в пригород и в первом же гипермаркете, который попался на глаза, «Джей-Си-Пенни»[155], купил все самое необходимое: носки, белье и рубашку, пиджак с парой ботинок. Я попросил продавца срезать ценники и переоделся прямо в примерочной, выбросив свое старье в урну. Затем я направился к ближайшей крупной гостинице, где была стоянка такси, и попросил