– Будда говорил, что на всякое животное стоит смотреть как на одного из наших предков. Быть может, в прошлой жизни этот человек совершил нечто, что определило его перерождение в слона? Животные живут в своем царстве, но чувствуют то же, что и мы. Но возможность Просветления есть у каждого, и, если его достигнуть, можно вновь родиться человеком. Вот почему заботиться о животных – это наш человеческий долг.

Что ж, раз мистер Мин так переживает по этому поводу, решил я, то стоит сходить в зоопарк и осмотреться, хотя у меня, конечно, оставались еще некормленые люди. Я отобрал из своего свертка то, что могло пролежать день-другой и не испортиться, и спрятал это в ящик с цветами в его саду, чтобы вручить ему в следующий раз. Затем я направился в зоопарк, прикупив по пути у уличных торговцев пару пакетов с арахисом.

Чудесные кованые ворота, сто лет назад поставленные французами на входе в зоопарк, были распахнуты настежь. За ними простирался сад, полный увядших орхидей. Из-под древесных крон разносились режущие ухо крики. Это были попугаи, висящие на ветках вверх ногами. Впереди я увидел слонов. Их кожа обвисла, они вяло поводили ушами, стоя на самой жаре. Белые тигры и леопарды ходили из угла в угол в своих вольерах. В других клетках бесились обезьяны. Я заметил пожилую леди, которая пыталась накормить крокодила, просовывая через прутья длинный багет. Крокодил чуть не откусил ей руку. Другая женщина угощала мартышек рисовыми колобками. Не знаю, едят ли те рис в обычное время, но сейчас они просто сходили с ума от лакомства.

Вьетнамские власти не могли накормить людей, что уж толковать о животных. Люди, что пришли сюда, наверное, делились со зверями половиной своих припасов. То же самое происходило в Берлине и Будапеште во Вторую мировую. Человеческая доброта проявляется в самых неожиданных случаях.

Я отправился на «Лаймон» к Джонни и на этот раз захватил с собой не одну, а две громадных сумки. Я собирался устроить два пира. Один – для тех, кто ждет меня в «Каравелле», а другой – для обитателей зоопарка. История о том, что там творится, возмутила парней, и они бросились к холодильникам, спрашивая друг друга:

– А обезьяны вообще едят свиные ребрышки? А кукурузу?

– Должно быть, едят, мы же с ними одной породы.

– Эй, говори-ка за себя, приятель!

К тому моменту, как я покинул судно, опустилась ночь. Я и по трапу-то еле спустился под тяжестью двух мешков с гостинцами, а ведь мне предстояло вначале как-то доковылять до зоопарка. Нет, пешком я все это не донесу.

У конца причала, где начиналась проезжая часть, я поставил мешки на землю и помахал рукой. Остановился какой-то парень на огромном мотоцикле. То что надо! На таких драндулетах в Сайгоне возят все на свете: от клеток с бойцовыми петухами до бабушек с целым выводком внучат. Парень повесил мешки на раму перед собой, а я оседлал машину позади. Мотоцикл сорвался с места. Мы понеслись по улице Тчу-До с такой скоростью, что уши заложило, и я вначале не понял к чему такая спешка. Затем раздались выстрелы.

Мотоциклиста задело пулей, он потерял управление. Мы проехали по асфальту боком, затем машина перевернулась и остановилась, придавив нас обоих. У парня весь бок был – сплошная рваная рана, и нога рассечена до самой кости. Вся рубашка пропиталась кровью, пули продырявили его в нескольких местах. Я и сам размазывал кровь по исцарапанной физиономии, но все же мне повезло значительно больше, чем бедняге.

Прошло несколько минут, мы лежали как живые мишени. Я хотел было встать, но боялся, что стрелок может снова открыть огонь. Наконец появились прохожие и отволокли нас на тротуар. Послышались сирены. Прибыла карета скорой помощи, нечто вроде джипа с открытым верхом. Машину украшали белые кресты на красном поле – флаг Швейцарии, откуда, кстати, и пошла Организация Красного Креста. Двое швейцарцев-санитаров выскочили из скорой помощи с носилками, уложили на них мотоциклиста и перенесли его в кузов. Затем они вернулись ко мне.

– Не надо. Со мной все окей, – покачал я головой. – Позаботьтесь о нем.

Они сказали с немецким акцентом, что отвезут его в 17-й полевой госпиталь, который недавно отбили у Вьетконга. Затем сунули мне в руки флакон с перекисью водорода, упаковку бинтов и сорвались с места.

Я огляделся. Разбитый вдребезги мотоцикл уже исчез, как и одна из моих сумок. Вторая валялась рядом, тоже кем-то распотрошенная, от содержимого остался только замороженный горошек, рассыпанный по улице. Может, в этом и было все дело, и в нас стреляли никакие не повстанцы, а обычные грабители. В любом случае чем быстрее я отсюда уберусь, тем лучше.

Я захромал к особняку французского агента. Завсегдатаям «Каравеллы» и обитателям зоопарка придется поголодать до завтра. Мистер Мин открыл двери и чуть не отпрыгнул при виде меня. Немудрено: я выглядел словно пришелец из ада.

– Это я, Донохью, – успокоил я его.

Он выглянул за дверь и осмотрелся. Затем взял меня под локоть и ввел внутрь. Раньше-то я не заглядывал дальше приемной, а теперь мистер Мин проводил меня в ванную, через весь особняк. Я только рот разевал, глядя на всю эту обстановку. Резная мебель из красного дерева, картины маслом, зеркала в золоченых рамах, шелковые шторы, восточные ковры… Жилище не хуже, чем у какой-нибудь светской львицы с Пятой авеню. Похоже, домик принадлежал судоходному агентству и передавался из поколения в поколение с колониальных времен.

Мистер Мин помог мне умыться. Раковина там была с золотым краном. Я вытаращился на пару унитазов, стоявших бок о бок.

– А это еще, черт возьми, зачем? Чтобы хозяин с хозяйкой держались за руки, пока справляют нужду?

Он расхохотался:

– Это биде. Неужели вы биде никогда не видели?

– Нет, у нас в Инвуде таких чудес не водится.

Я более-менее почистил перышки. Осталась пара глубоких царапин, но он обработал их антисептиком и перевязал мне ногу и руку. Одежду придется выбросить, но я хотя бы остался жив-здоров.

– Пожалуйста, следуйте за мной, – сказал мистер Мин успокаивающе.

Мы прошли длинным коридором, заставленным книжными полками, и оказались на кухне, которая была больше, чем некоторые квартиры, где мне доводилось обитать.

– Хотите супа?

В эти дни с провизией было все еще туго, и я понял, что горячий суп – это все, что он может предложить.