– Не вопрос. Залезайте.

Что мы и сделали, все еще под дулами автоматов. Он тут же дал по газам. Боже, храни этого парня!

Когда мы вернулись в город, я пошел с Менчу уже в наше консульство и нашел там своего старого приятеля, Хеллера. Я попросил помочь, на что тот только вздохнул:

– Эх, Донохью, я с тобой-то не знаю, что делать!

Но прогонять нас не стал. Я оставил их вдвоем, и, думаю, мой Хеллер не бросил этого парня. Насколько я знаю, Менчу в конце концов записался в армию и даже дослужился там до старшины.

Глава 32

Звонок домой

Сражения все еще бушевали в Хюэ, Кхешани, Чулае и других опорных пунктах, когда первое знамение мирной жизни явилось в Сайгоне. В один прекрасный день я заметил гостеприимно распахнутые двери ОООВС[145].

В просторном вестибюле было пусто, но это меня не удивило. Трудно ожидать, чтобы в такое время солдатам давали увольнение. Бесстрашные волонтеры ОООВС, которые прибыли сюда, чтобы помогать нашим бойцам, пришли в восторг при виде посетителя – они явно устали от безделья.

Я спросил их, нельзя ли воспользоваться их коротковолновой станцией. В те годы, когда о мобильниках никто слыхом не слыхивал, позвонить домой можно было только так. Вы устанавливали связь с кем-то из радиолюбителей в Штатах, а тот уже дозванивался до нужного номера и соединял вас. Это были тихие герои. Они тратили часы и часы своего законного отдыха, бывало, глубоко за полночь, на то, чтобы мальчишка-солдат мог впервые за долгие месяцы услышать материнский голос. Или поговорить с женой. Чтобы он мог закрыть глаза и на минуту вернуться к нормальной жизни. Часто приходилось ждать, и долго, и парни выстраивались в длинные очереди к аппарату, но никто не жаловался, потому что оно того стоило. Я надеялся, что и мне позволят связаться с семьей, хоть я и не ношу форму. И был прав.

Один из волонтеров сел за передатчик, и, когда он повертел тумблер, это скрипучее эхо из динамиков заставило мое сердце забиться чаще.

– Сан-Франциско! Прием! Прием! Вызывает Сайгонское бюро ОООВС. Сан-Франциско, здесь Сайгон!

– Привет, Сайгон! Здесь Брайан из Сан-Франциско. Прием хороший!

– Можете помочь со звонком в Нью-Йорк?

– Да, соединяю! Удачи и «семьдесят три»!

«Семьдесят три» на радиожаргоне значит «Наилучшие пожелания». Я занял кресло оператора, сжимая в руке микрофон. У нас с Нью-Йорком одиннадцать часов разницы – значит, дома сейчас четыре утра. Обычно, если вам звонят глубокой ночью, вы снимаете трубку и бурчите: «Какого черта, кто это?!»

– Алло? – услышал я папин голос сквозь шумы и эхо. Звук был неровный с резкими перепадами.

– Привет, пап!

Несколько секунд динамики молчали.

– Чики?! Откуда ты звонишь?!

– Из Сайгона.

– Из Сайгона?! Так значит, Полковник не болтал? Поверить не могу! Тебя тут все обыскались. Зачем, черт побери, ты забрался во Вьетнам?!

И вот, наконец, главный аргумент, который должен меня добить:

– Ты хоть представляешь, что с матерью творится?!

Еще бы! Я словно вернулся лет на пятнадцать назад, когда звонил им с Рокуэй Бич, если задерживался там допоздна. Я слышал, как папа говорит с мамой, и через минуту она взяла трубку. Мама всегда мама, и первое, что я услышал, было:

– Ты как там, Чики? Ты хорошо питаешься?

– Я в порядке, мам! И еды у меня хватает…

Я помолчал. В горле у меня запершило. Я три месяца не подавал о себе весточки, но она не сказала мне ни слова упрека. Папину ругань я тоже хорошо понимал – это был его способ высказать свою мужскую, отцовскую тревогу. Я ведь и правда свалял дурака, что там говорить. Я должен был подумать о том, что с ними будет, когда они узнают то, что знала половина квартала.

– Чики?

– Я здесь, мам.

– Когда ты вернешься домой?

– Скоро, мам… Скоро!

Глава 33

Пожалуйста, покормите животных

Морская пехота не брала добровольцев, а старине Хеллеру все никак не удавалось найти для меня местечко на каком-нибудь огромном «Геркулесе», который вывез бы меня отсюда в Штаты вместе с солдатами, летчиками и моряками, живыми и мертвыми.

Французский судовой агент все еще жил «в деревне» и явно не желал возвращаться в Сайгон, пока все не кончится. Поэтому я по-прежнему имел удовольствие общаться с его секретарем мистером Мином. Мы говорили о его семье и друзьях. Он был превосходно образован, учился в школе-пансионе во Франции, как, между прочим, и сам Хо Ши Мин. Но, учитывая его службу иностранцам, вряд ли мог рассчитывать на хороший исход, если бы Северный Вьетнам взял верх. Тут было о чем тревожиться, и я, кстати, впервые заметил, как он горбится. Но думал он, как выяснилось, не о себе. Это стало ясно, когда я однажды пришел к нему с небольшим свертком с продуктами.

– Будьте добры, – сказал мистер Мин, – отнесите это в зоопарк.

– В зоопарк?! – растерялся я.

В ту первую ночь Тет вьетконговцы рассыпались по Сайгону, превратив в засады городские кладбища, парки, ипподром и, как сказал мне мистер Мин, зоопарк. Оттуда они делали свои вылазки. У них даже была сеть многоярусных подземных тоннелей или катакомб протяженностью в семьдесят пять миль в уезде Кути[146], где они складировали оружие, боеприпасы, еду и медикаменты. Они могли прятаться там неделями, дыша затхлым воздухом в компании крыс и скорпионов. Выкуривать их оттуда приходилось нашим и австралийским солдатам, которых стали называть «тоннельными крысами». Вооруженные лишь пистолетами, ножами и фонариками, они спускались на веревках в этот лабиринт, где их ждали ямы-ловушки, растяжки и притаившиеся в кромешной тьме «чарли».

Мистер Мин узнал, что один отряд вьетконговцев прополз как раз по этим тоннелям и захватил зоопарк. Отличный плацдарм для атак по городу – пятьдесят акров ботанических садов прямо у реки, которые не стережет ни одна живая душа, кроме, может, обезьян. Первым делом «чарли» расправились со смотрителями, а значит, животные остались запертыми в своих клетках и брошенными на произвол судьбы.

Некоторые жители Сайгона ходили туда и видели голодающих зверей. Людям и самим есть было нечего, но они все же выкроили какую-то толику из своих скудных запасов, чтобы покормить обитателей зоопарка. Они верили