Кто был бабой Ягой Соня сразу догадалась. Впрочем, как и о том, кому предназначался подарок до ее появления тут. Агате, кому ж еще! Но не пропадать же добру! Вот ей и вручили…

Она присела у елки и показала на большой зеленый бант пальцем, чтобы убедиться, что не ошиблась с выбором. Рядом лежала разорванная упаковочная бумага. Что же они могли придумать на ровном месте для ребенка?

— Я сваляла из шерсти шапку. Не из собачей, — добавила Женя с улыбкой. — Шапка унисекс. Тихону понравилась.

— Но на ней собачья морда… Как вот эта, портрет Пса, — и Роман потрепал за бок крутящуюся у стула собаку.

— Спасибо, — произнесла Соня тихо и чуть потрясла коробочкой. — А здесь что?

— А ты открой, — Роман откинулся на спинку стула и притянул собаку еще ближе, чтобы сподручнее было ее тискать.

Хвост у Пса отвалится от радости, а у нее язык отсохнет поблагодарить, если вдруг там что-то совсем ей не подходящее. Куда ей за золотой девушкой угнаться!

— Давай-давай! — подбадривала уже сама Женя. — Я долго выбирала, что тебе может подойти. Ромка не смог толком описать тебя по телефону…

— Я и не пытался…

— Ром…

Зачем Женя его остановила — он же почти прямым текстом обвинил тетку во лжи. Понятное ж дело, чей подарок она открывает. Ленточка распалась, бумага соскочила, коробочка подарочная и без всякой упаковки — зачем прятали так заботливо? Решили, что если перепаковать подарок, он перестанет быть подарком для Агаты?

Она открыла коробочку — на белой подложке, точно на снегу, лежали бусы и браслет. Такие можно на ярмарке у мастериц купить. Не могла такое девушка Романа носить. Не статусно, по-простецки…

— У тебя ж уши проколоты? — подошла к ней Женя. — Тогда подожди. У меня серьги есть в комплекте.

И ушла. Роман тут же перестал мучить собаку своими ласками.

— Не нравится, не бери, — повернулся он к елке.

— Почему ж… — Соня вскинула голову. — Я могу такое носить…

А во взгляде, ей хотелось, чтобы он прочитал — я же не твоя девушка, мне такая побрякушка по статусу подходит.

— Конечно, не на свитер, — продолжила Соня тараторить. — Но я же сейчас и не буду примерять.

— Нравится, бери, — оборвал он ее до обидного грубо. — Женя только рада будет.

— Возьму! И поблагодарю обязательно!

Так и сделала, как только мастерица протянула ей на ладони довольно увесистые серьги.

— Тебе действительно в них будет хорошо.

Женя приложила серьги к ушам, и Соня почувствовала, что уши у нее давно горят. Может, это все сауна виновата, горячий душ и фен? А вовсе не подарок — личный… И личная забота, чтобы она не чувствовала себя неловко за дорогую вещь.

— Давай дуй спать! — Женя бросила серьги поверх бус и протянула Соне полную коробочку. — Тихон все равно не станет долго спать. Это ж ребенок! Когда будешь утром спускаться, не забудь про собаку — Пес будет лаять.

— Если уж Тихон не боится, то я точно не буду.

И вообще не стану спускать без брата, решила Соня и пожелала всем спокойной ночи, хотя нужно было еще раз поздравить хозяев с Новым годом, но исправляться не стала — без того неловко.

Поднялась наверх. Тепло. Можно полностью раздеться — дверь закрыта, никто не войдет. Впрочем, как и сон в ее горячую голову.

Утро наступило для нее слишком поздно — брата Соня проворонила. Секунды две она просидела в подушках, подбирая слова, чтобы извиниться перед хозяевами за доставленные Тихоном неудобства. Не найдя в голове ничего хорошего, вскочила, натянула вчерашний свитер и в тапках на босу ногу вылетела из комнаты — правда, дверь закрыла осторожно. Хотя бы попыталась сделать это бесшумно — не вышло, из соседней комнаты тут же послышался голос ее хозяина:

— Соня, мы здесь! Иди к нам!

“Пожалуйста” к просьбе не прилагалось — выходит, это был приказ. Она остановилась на пороге: Тихон забрался к Роману в кровать и раскладывал на одеяле карты. На голове у него красовалась новая шапка.

— Не на деньги, не переживай, — усмехнулся тот, у кого руки были пока пустыми.

— Давно встал? — кивнула она головой на Тихона, но Роман все равно сделал вид, что не понял:

— Я или он?

Нужно подыграть? Да размечтался!

— Ну ты? — передернула она плечами.

— Раньше тебя. И раньше Тихона. Я его забрал, чтобы он тебя не разбудил.

— Я писать ходил, — признался Тихон без всякого стеснения, как и следовало вести себя ребенку, и всучил Роману карты, все так же открыто, совсем не понимая, в какое положение поставил сестру своей такой непосредственностью.

— Мы втроем будем, раздавай еще шесть, — говорил Роман ребенку, а смотрел на нее, совсем еще не взрослую по его меркам. — Ты же с нами будешь? На всех места хватит. Иди сюда, тут я нагрел…

Она сама сейчас воздух нагреет — лицо разгорелось ярче самого горячего радиатора. Вспыхнуло еще сильнее, когда Роман полностью вылез из кровати. В плавках она его видела — в чем проблема! Да в том, что сейчас на нем были отнюдь не плавки: в таком виде при постороннем человеке не ходят, а кто она тут, если не не пойми кто!

— Ну давай, чего стоишь!

Мимо пройти можно, только зажмурившись. Но ведь так не пойдешь? Смотреть только вверх — так даже лучше, осанка хорошая и гордо поднятый подбородок присутствует. Только души нет — она в пятках, вот и топает, как слон. Прыг-скок, уже в кровати и под одеялом, но — он ведь специально ноги вытянул, чтобы они между ней и братом оказались. Он теплый, а она — ледяная, хотя, казалось бы, в тапках сюда пришла. И всего-то из комнаты в комнату!

— Хорошо спала?

Это зачем он спросил? О нем, типа, думала? Нет ведь…

— Отлично! — выдала с ухмылкой.

— Головка не болит?

Ах, вот он о чем! Уменьшительную форму использовал явно не для того, чтобы приласкать, а чтобы приложить хорошенько за ее вчерашнее поведение. А что она такого плохого сделала? Ничего такого не помнит. Ну а если не помнит, не факт, что ничего не было… Или он ничего себе не напридумывал за эту