пассажиров, а в центре расположился памятник бойцам добровольческого танкового корпуса, принимавшего участие в Великой Отечественной войне. Дом, в котором обитала вышеназванная гражданка, оказался пятиэтажной постройкой в стиле сталинского ампира и находился неподалеку от станции метро «Динамо», совсем рядом с Храмом на Крови.

– Господи, господи, какое горе! – забормотала пожилая женщина, услышав о причине визита Шеина: очевидно, новость повергла ее в шок. – А вы… вы уверены, что это не несчастный случай?

– Совершенно уверены, к сожалению, – ответил Антон.

– Какое горе, какое… ну, вы проходите в комнату, что ли?

Обстановка была под стать хозяйке: скромная, даже, пожалуй, бедноватая. Однако Игумнова поддерживала в своей маленькой квартирке идеальный порядок: ни пылинки на мебели, ни соринки на полу из видавшего виды, но все еще крепкого паркета! С фотографий в рамках на стене и комоде улыбались молодые и не очень люди, собранные в большие группы.

– Вы учительница? – догадался оперативник, разглядывая снимки.

– Сорок лет в одной школе! – с гордостью ответила Игумнова. – Сотни детей выучила, а своих вот не нажила… Да и что толку? Вон у Нади-то аж две дочки, а как они с ней поступили?! И хоть бы одна позвонила и сообщила… Кстати, они знают?

– Да, конечно, – кивнул Антон. – Их сразу известили.

– Понятно… Когда похороны, тело ведь нужно доставить домой?

– Этим займется Следственный комитет, но для начала должны пройти экспертизы. Дочери отказались ехать на опознание – сделали это по фотографии из морга.

– Какой ужас! Но, с другой стороны, чего ж тут удивляться: они с матерью давно не ладят. А что, собственно, их не устраивает? Надежда ломалась на работе, да еще дома шитьем подрабатывала – между прочим, у нее руки были золотые, – чтобы у девчонок все, значит, было, а они… Никакой благодарности! Ну да, не сидела она возле них сиднем, имела собственную жизнь и интересы, но кто может ее упрекнуть, скажите? Мужиков чужих не водила, на произвол судьбы не бросала, ну а то, что старшенькой пришлось научиться кое-что по дому делать, так разве это плохо?

– Да нет, неплохо, конечно, – решил поддержать женщину Антон. В сущности, он не лукавил: старшие дети всегда помогают работающим родителям, особенно в семьях, где есть только мать или, реже, отец, а на селе так живут практически все! – Нас тоже удивило отношение дочерей к вашей подруге: в конце концов, она погибла, и они могли хотя бы проявить сочувствие!

– Вот-вот! – закивала Игумнова, радуясь, что мнение опера совпало с ее собственным. – Всю жизнь жалела, что не родила детей, а теперь как-то даже… А зачем вы ко мне-то пришли?

Вопрос несколько запоздал, однако это, скорее всего, объяснялось растерянностью и шоком от полученного трагического известия.

– Видите ли, мы пытаемся выяснить, кто мог убить вашу подругу.

– Ее разве не ограбили?

– Нет, мы пришли к выводу, что это личное.

– Личное? Неужели вы думаете, что ее дочери…

– Вряд ли. Мы нашли в гостиничном номере Надежды Дорофеевой дневник. Вам что-нибудь об этом известно?

– Дневник? – удивилась ее приятельница. – Не знала, что она вела его.

– И что же, она никогда не упоминала об этом?

Игумнова энергично затрясла головой.

– Понимаете, – сказала она, – люди нашего возраста, особенно женщины, иногда пописывают, но Надя к таковым не относилась – во всяком случае, насколько мне известно.

– На самом деле похоже, что дневник не ее, – пояснил Антон. – Но мы не представляем, кому он мог принадлежать и как попал к жерт… к Надежде, то есть.

– Не ее? – задумалась Игумнова.

– Да, в дневнике упоминается о сыне…

– Но у Надюши не было сына, только две дочки!

– А не подскажете, Варвара Игоревна, с кем из круга ваших знакомых Надежда могла общаться настолько близко, чтобы заполучить чужой дневник?

– Когда-то у нас действительно был довольно тесный кружок любителей театра, это да, но с тех пор как погибла Демидова…

– Актриса, которую убили? – перебил Шеин.

– О, так вы, оказывается, знаете? – собеседница выглядела удивленной.

– Кое-что слышал, но не в курсе деталей.

– Так никто не в курсе! – развела она руками. – Ходили слухи, что дело положили «под сукно», потому что так и не нашли убийцу! Мне, правда, тогда казалось, что полиция не особенно старалась, хотя у Евгении были высокопоставленные поклонники из администрации города, которые могли бы поспособствовать тому, чтобы расследование шло шустрее!..

– В самом деле? – переспросил Антон. – А кто, не подскажете?

– Ну, хотя бы сам губернатор Гавриков… вернее, бывший губернатор: он являлся горячим обожателем Женечки, и после каждого спектакля с ее участием на сцене появлялась огромная корзина белых роз от него!

– А вот скажите-ка мне, некая… – опер заглянул в свои записи, – Ольга Кременец входила в ваш кружок?

– Оля? Она работала в театре костюмером. Конечно, она была одной из нас, поклонниц Евгении, и ее ближайшей подругой.

– Она ведь тоже погибла, если не ошибаюсь?

– Ох, там вообще дикая история вышла! – махнула рукой Игумнова. – Оля уронила в ванну фен, представляете?!

– И что, она умерла?

– А как вы думаете?

– На самом деле практика доказала, что такая ситуация совсем не обязательно заканчивается смертельным исходом.

– Правда? А в кино показывают… В общем, я говорю вам то, о чем сама знаю: Оля погибла от удара электрическим током. У нее, кстати, было слабое сердце, если что.

– Понятно…

– Если подумать, все это выглядит странно! – неожиданно продолжила Игумнова, и на ее лице появились признаки беспокойства. – Женечку убили, потом погибла Оля, а теперь вот Надя…

– Полностью с вами согласен, странно, но ведь все эти смерти случились не одна за другой, верно? Кременец погибла через много лет после Демидовой, да и между ее смертью и убийством Дорофеевой прошло два года.

– Ну да, но все же мне… мне как-то не по себе, знаете ли!

– Не думаю, что вам что-то угрожает, – успокоил женщину Антон. – Так вы не знаете, кому мог принадлежать дневник, который мы нашли у Надежды?

– Даже не представляю! – покачала головой Игумнова. – А что там, в этом дневнике?

– Записи весьма сумбурные: женщина пишет о театре, об отношениях в коллективе, а также разборках с соседями и еще о проблемах с сыном.

– И что конкретно она пишет о сыне? – неожиданно встрепенулась Игумнова.

Шеин наморщил лоб, пытаясь припомнить содержание записей: жаль, что здесь нет Сурковой, ведь она прочла дневник, наверное, раз пять, да и память у нее как у слона!

– Насколько я помню, у них не складывались отношения, – ответил он. – Вроде бы даже она пишет, что боится его.

– Боится? Ну, это вряд ли!

– Появились какие-то мысли?

– У Евгении Демидовой был сын, и