Он сцепил руки и положил локти на подлокотники.

— Ты говоришь бессмыслицу. Сначала ты не хочешь ребенка, а теперь ты отнимаешь у меня нашего ребенка. А ты знаешь, что я никогда этого не допущу.

— И кто тут не в теме? Ты не хочешь ребенка, но если он у нас появится, ты его оставишь?

— Я босс, — сказал он грубым, хриплым тоном, в котором звучали нотки опасности. — Я решаю, что имеет смысл.

О, боже. Кто-нибудь, пожалуйста, избавьте меня от логики, подпитываемой тестостероном.

Я провела рукой рубящим движением.

— Нет, детка. У нас не будет секса, и я не забеременею.

Он медленно поднялся со стула, пока не навис надо мной. Затем в мгновение ока он протянул руку и схватил мои волосы в кулак, скручивая их почти до боли. Его рот навис над краем моего уха.

— Если мы не найдем решения за следующие две недели, я засуну в тебя ребенка. Я наполню эту девственную киску таким количеством спермы, что ты захлебнешься ею. И я обещаю, что ты будешь наслаждаться каждой секундой.

Отпустив меня, он схватил со стола телефон и вышел из кабинета.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТЬ

Джакомо

— Брат!

Моя сестра помахала мне со скамейки на краю пруда. Около дюжины уток собрались у ее ног, ожидая хлеба, который она бросала.

Прошел почти месяц с тех пор, как я последний раз приезжал лично, что было слишком долго. Поэтому, когда Вивиана позвонила сегодня утром и попросила меня приехать, я не колебался.

К счастью, моя сестра выглядела хорошо. Счастлива. Мирабелла была ее домом с восемнадцати лет. До этого она лежала в другом стационаре, в том, который обслуживал детей. Это было нелегко, инсценировать ее смерть и скрывать ее существование от моего отца и брата. Каждый выигранный мной бой, каждый евро призовых денег шли на заботу Вивианы. Это было частью того, что мотивировало меня на ринге.

Теперь ей было двадцать шесть, она была взрослой. Но о ней хорошо заботились. Она была в безопасности.

И я бы женился на десяти женщинах и стал отцом сотни детей, чтобы гарантировать, что так будет и дальше.

Я кивнул одному из трех охранников, которым я лично заплатил, чтобы они присматривали за ней двадцать четыре часа в сутки, затем подошел к скамейке.

— Sorellina, ciao (Младшая сестра, привет). — Наклонившись, я поцеловал ее в щеки. — Come stai? (Как ты?)

— А почему ты сегодня такой серьезный? Вот, садись с утками. Они тебя развеселят.

Я плюхнулся на сиденье рядом с ней.

— А если они меня укусят, то станут ужином.

— Вы слышали это? — Она бросила уткам еще хлеба. — Влиятельный дон мафии угрожает вам.

Я фыркнул и вытянул руки на спинке скамейки. — Тебе не терпелось напомнить мне.

— Я ничего не могу с собой поделать. Я никогда не хотела этого для тебя. И я знаю, что ты тоже никогда этого не хотел.

— Неважно, чего я хочу, я — Бускетта. Но теперь все не так уж плохо, ведь я тут главный.

— Без Папы и Нино, ты имеешь в виду. Я это вижу. — Она бросила остатки хлеба и отряхнула пальцы. — Наверное, это похоже на то, как будто тяжесть свалилась, да?

— Для тебя это тоже облегчило жизнь.

Она пожала плечами, ее длинные темные волосы шевельнулись при движении.

— Я стараюсь не думать о них.

— Но они больше не смогут причинить тебе вреда, Виви. Никто никогда не причинит тебе вреда, пока я дышу.

— Ты хороший брат, Мо. Я всегда благодарю Бога за то, что он дал мне тебя. — Мы оба знали, что я не религиозен, поэтому я не ответил. Она внимательно изучала мое лицо.

— Ты счастлив? Быть тем, кто всем управляет, я имею в виду.

— Это имеет свои преимущества.

— Как деньги и женщины.

Я улыбнулся. — Да, эти двое мне нравятся.

— Ты ведь не… ты ведь не делаешь этого ради меня, правда?

Это был не первый раз, когда она спрашивала. И я все еще хотел избежать этого разговора. Ей не понравилось слышать, что все, что я делал, каждый день, было для нее.

— Перестань беспокоиться обо мне. Скажи, почему ты хотела увидеть меня сегодня?

— Ты сказал, что теперь, когда Папа и Нино умерли, все изменилось. Ты сказал, что все стало лучше.

Надежда зародилась в моей груди. Хотела ли она вернуться домой? Это решило бы все с Виргой.

— Да, все стало лучше. Ты в безопасности, Виви.

— Хорошо. — Она оправила юбку, не встречаясь со мной взглядом. — Потому что здесь мужчина, еще один пациент. Его выписывают, и мы оба хотели бы…

— Нет, черт возьми.

Ближайшие утки разбежались от моего резкого тона, но я не отвел взгляд от лица сестры. Она нахмурилась.

— Ты даже не знаешь, что я собиралась сказать.

— Это неважно. Я не позволю тебе подвергать себя опасности.

— Ты сказал, что опасности нет. Ты сказал, что я в безопасности и не о чем беспокоиться.

— Не о чем беспокоиться, — солгал я.

— Тогда почему я не могу переехать к Федерико?

Через плечо я бросил тяжелый взгляд на охранника, которому я заплатил, чтобы он присматривал за ней.

— Какого хрена?

Он поднял ладони ко мне.

— Я не знал, клянусь. Дон Бускетта, она…

— Я разберусь с тобой позже, — прорычал я, затем повернулся к сестре. — Ты не переедешь к какому-то ублюдку, которого я даже не знаю.

— Мы хотим пожениться, Мо. Я хочу жить жизнью за пределами этого места. Нормальной жизнью. Мне двадцать шесть лет!

— В последний раз ты переехала куда-то, когда тебе было восемнадцать, и ты приехала сюда. Ты помнишь, что случилось? Теперь ты хочешь уйти, чтобы выйти замуж за мужчину, которого я никогда не встречал? Без какой-либо защиты? Никаких чертовых шансов.

Она поморщилась, но осталась спокойной.

— Это было восемь лет назад. И врач сказал, что теперь, когда Папа умер, моя тревога уменьшилась. Он сказал, что меня могут выписать, если я захочу.

— Тогда возвращайся домой и живи со мной.

— Нет. — Она побледнела, тяжело сглотнув. — Я не могу там жить. Мне все равно, даже если он мертв, я буду видеть его за каждым углом. Я не могу.

— Я буду тебя охранять. Я переделаю весь этот чертов дом, Вив. Или сожгу его дотла и построю новый. Живи со мной.

Ее грудь начала подниматься и опускаться быстрее, и она дико жестикулировала руками. — Ты меня не слушаешь. Это не имеет значения. Я запомню каждую жестокую вещь, которую он когда-либо со мной сделал. Я не смогу