Беккер предположил, что в конкурентной экономике возникновение дискриминации затруднено, если не невозможно. У тех, кто подвергается дискриминации, заработная плата ниже, поэтому производимые ими товары, соответственно, дешевле. Пока существует достаточное количество людей, не испытывающих предрассудков, утверждал он, они будут предъявлять свои требования к этим работникам и производимым ими товарам. И - престо! - дискриминация будет устранена. Беккеру, преподававшему в Чикагском университете - анклаве белых, расположенном посреди афроамериканского района с низким уровнем дохода, - казалось бы, трудно было примирить такие рассуждения с массовой дискриминацией, которая происходила прямо у него на глазах. Но у Беккера был ответ: Если кажется, что имеет место дискриминация, потому что афроамериканским работникам платят меньше, то это должно быть потому, что они не предоставляют трудовые услуги соразмерного качества.

Оставим в стороне тот факт, что существовала дискриминация в сфере образования. Беккер жил в мифическом мире совершенной конкуренции и социальной изменчивости. Но даже в то время, когда он писал эту книгу, экономисты изучали, как небольшие отклонения от этого мира приводят к большим последствиям и как экономические наказания могут приводить в действие дискриминационные механизмы. Они пришли к выводам, противоречащим Беккеру и более соответствующим тому, что было на виду. Люди, которые отвергали "Джим Кроу" и отказывались от дискриминации, сами могли быть наказаны, возможно, путем дискриминации. А тот, кто, в свою очередь, не наказывал недискриминаторов, сам подвергался наказанию. Таким образом, дискриминационное равновесие может поддерживаться, даже если многие люди сами не были предрассудками; они просто боялись наказания за нарушение дискриминационных социальных норм. Социальные санкции, выражающиеся в давлении со стороны сверстников, могут быть столь же эффективными, как и экономические наказания, или даже более эффективными, особенно если экономические наказания ограничиваются бойкотами (а не коленопреклонениями, линчеваниями или поджогами). Джим Кроу, лишь немного ослабленный, сохранился и после отмены законов Юга, которые приводили его в исполнение.

Аргумент здесь тот же, что и в споре о социальном капитале, который часто считают неотъемлемой чертой хорошо функционирующего общества. Социальный капитал включает в себя доверие людей друг к другу; он также может включать в себя социальные нормы и общественное достояние, которые позволяют им хорошо функционировать вместе. Некоторые нормы могут быть позитивными, но некоторые могут быть исключающими, когда тесно сплоченные группы исключают (дискриминируют) тех, кто не входит в группу.

Таким образом, нормы могут помочь создать более эффективно функционирующее общество, в котором больше людей чувствуют себя более свободными, но так происходит не всегда. Нормы и давление сверстников, которое они порождают, могут быть удушающими и сковывающими, и в некоторых случаях могут привести к антитезе хорошего общества.

Оруэлл здесь?

Существуют вполне обоснованные опасения, что оруэлловские попытки сформировать человека в духе социального конформизма приведут к антиутопии. Уже давно существует опасение, что компании могут использовать достижения современной поведенческой экономики и социальной психологии, чтобы заставить людей вести себя так, как это выгодно корпорации, выходя далеко за рамки социализации, о которой говорилось ранее, - например, заставить людей регулярно приходить на работу вовремя.

Сегодня это не домыслы, а реальность. Не то чтобы идеальный контроль, но движение хотя бы части общества в определенных направлениях. В Китае действует система социальных кредитов, в которой у граждан есть "социальный" счет. На него начисляются деньги, если они ведут себя в соответствии с желаниями государства, и списываются, если не ведут. Эта система, поддерживаемая массовым наблюдением, призвана стимулировать людей действовать так, как хотят китайские лидеры. Но на самом деле цель заключается в создании внутренних социальных норм. Китай пытается разработать лучшую систему мотивации граждан к достижению целей, поставленных государством, чем в советской России или нацистской Германии, с меньшей опорой на явное принуждение и большим успехом в добровольном "сотрудничестве", чтобы было меньше несогласных и сопротивляющихся.

Западные люди испытывают отвращение к этой версии "1984" Оруэлла в XXI веке, однако они позволяют частным компаниям добиваться аналогичных результатов, только с большей изощренностью. Корпорации создают рекламу, побуждающую потребителей совершать действия, которые в более рациональные моменты они бы не совершили, и все это в интересах увеличения прибыли. Потерял ли в каком-то смысле компульсивный игрок, которого соблазняют спустить свое состояние, свободу действовать таким, казалось бы, непринудительным способом? В одном смысле она была "свободна" игнорировать соблазн. Но в другом смысле соблазнители знали, что она вряд ли будет сопротивляться.

Подобные побуждения наносят огромный социальный вред. Вспомните пищевые компании, заманивающие детей и взрослых употреблять в пищу переработанные продукты, что способствовало эпидемии детского и взрослого диабета, или принадлежащие Саклеру компании по производству лекарств, которые способствовали опиоидному кризису, или компании по производству сигарет, которые сделали свою продукцию более привыкаемой, причем потребители даже не подозревали об этом. Каждый из этих примеров можно рассматривать как непринудительную угрозу свободе человека.

Instagram пропагандирует манящее видение счастливой и успешной жизни подростка. Дети, конечно, хотят быть частью этого, поэтому они выкладывают свои фотографии, на которых выглядят счастливыми и успешными. Когда этого становится достаточно, это создает норму. И хотя все знают, что большинство фотографий позируют, дети начинают волноваться, потому что знают, что сами они так не живут. К настоящему времени роль социальных сетей в провоцировании подростковой тревоги и депрессии хорошо задокументирована. Дизайн социальных медиаплатформ, на которых пользователи делятся друг с другом понравившимися фотографиями, усиливает это влияние.

Я считаю, что государственное вмешательство в свободный рынок необходимо для ограничения антисоциальной деятельности, и хотя оно ограничивает свободу, скажем, компании Саклера, оно расширяет свободу других людей, повышая благосостояние общества. Иногда судить о свободах очень просто. Мало кто стал бы защищать свободу Саклеров создавать массовую наркоманию. В других случаях это сложнее. Например, при использовании социальных сетей и рекламы нам необходимо учитывать последствия свободы слова. Позже в книге я расскажу о том, как роулсианская концепция размышления над этими вопросами за завесой неведения или подход Адама Смита к беспристрастному зрителю могут помочь нам вынести практические суждения в этих труднооцениваемых случаях.

Автономия личности и давление сверстников: Философская дискуссия

Идет спор о том, как относиться к давлению сверстников и конформистским социальным нормам. Представляют ли они собой потерю свободы, не меньшую, чем государственное регулирование? Являются ли они формой принуждения, возможно, даже худшей, чем нормативные акты, поскольку их труднее изменить и они часто действуют незаметно?

Некоторые философы утверждают, что мы не должны рассматривать конформистские социальные нормы так же, как правила. Мы - разумные человеческие существа, способные, по крайней мере в некоторой степени, выносить суждения о том, будем ли мы подвергаться чужому влиянию и в какой степени. Всегда были люди,