Шрифт:
Закладка:
Я представил, что Григорий Ефимович сейчас потеряет сознание, и принялся мешать активнее.
– Осторожнее! – прикрикнула Агафья Ефимовна. – Не веслом машешь! Ласково нужно, вот так…
Она забрала у меня лопатку и, не останавливая движения, показала, как нужно.
– Понял?
Я кивнул.
– Теперь давай ты. И не останавливайся!
У меня, конечно, получилось не так ловко, как у Агафьи Ефимовны, но я старался.
Ох, и тяжёлая же это работа! Пришлось выбросить все мысли из головы и следить только за лопаткой и жидкостью в кастрюльке. Хотя это была уже и не совсем жидкость, а что-то желеобразное.
Пока я мешал, Агафья Ефимовна с девчонками промыли руку Григорию Ефимовичу. Причём им наша кухарка сказала, что они не должны касаться раны и что грязная вода не должна попадать на них.
Видно было, что девчонки боятся, но ещё больше страшатся ослушаться Агафью Ефимовну. Она была такая грозная и строгая.
Наконец масса в кастрюльке начала светиться зеленоватым цветом. Появился такой интересный запах… как… не знаю… у чистого ручья на болоте, что ли?..
Едва появилось свечение, Агафья Ефимовна забрала кастрюльку и лопаточкой быстро выложила массу на руку брату так, что получилась своего рода зеленоватая и светящаяся варежка. Варежка тут же затвердела, и рана оказалась полностью изолированной.
По мере того, как масса затвердевала, она переставала светиться.
Потом Агафья Ефимовна распорядилась помочь ей поднять брата и отвести его в комнату, положить на кровать.
Понятно, что я сразу же подставил плечо, и мы вчетвером оттащили Григория Ефимовича. Сам он идти уже не мог – едва переставлял ноги.
Когда я поправлял одеяло, то увидел, что Ритка что-то взяла из тумбочки. Что это было, я не заметил – не до того мне было.
Уложив Григория Ефимовича, Агафья Ефимовна выпроводила нас обратно в подсобку и там учинила допрос. Она в деталях расспросила, что именно произошло, кто что делал и где стоял, где сидел, что я рисовал, чем рисовал, как рисовал, как начал светиться знак, насколько разгорелся, сильно ли открылась дверь.
Она была предельно серьёзная, и я нутром чувствовал, что сделал что-то очень нехорошее. Хотя на самом деле я это понял ещё раньше, когда увидел, как посерел Григорий Ефимович, как он обессилел буквально за несколько минут. Поэтому подробно рассказывал обо всём, о чём она спрашивала.
Я чувствовал, меня эта ситуация задела больше, чем я думал сначала. И дело тут не в упущенных уроках по бесконтактному бою, а в чём-то другом, чём-то, из-за чего Арик и другие, кто побывал в подвале, вздрагивали при его упоминании. Мне по-прежнему хотелось разобраться, что происходит, но теперь стало как-то… не знаю, тревожно, что ли?
Я не стал мучить себя любопытством, а прямо спросил у Агафьи Ефимовны, что там за дверью.
Она нахмурилась, засуетилась, стала убирать со стола посуду.
Но я не собирался отступать и сверлил её глазами.
И тогда Агафья Ефимовна повернулась ко мне и нехотя проворчала:
– Гриша поправится и, если захочет, расскажет. А пока на вот, вынеси воду. Вылей под забор, да аккуратно, чтобы на тебя ни капли не попало. Иначе рядом с Гришей ляжешь. Таз оставишь там же, перевернёшь его, чтобы всё в землю ушло. А потом сразу в баню. Вы, девочки, тоже. Извините, горячей воды нет, но ополоснуться необходимо. И переодеться.
– А во что? – спросила Марина. – У нас ничего нет.
– Я дам вам по халатику, завернуться. А свои вещи постираете, потом только их можно будет надеть, а то разболеетесь.
Девчонки не спорили ни против халатиков, ни против холодной воды. Они отнеслись к этому серьёзно.
– Давайте, идите первыми, – сказала им Агафья Ефимовна. – вот вам по ведру, наберёте воды в колодце и вперёд. Одежду положите в бак, потом зальёте её водой и добавите отвар, я пока приготовлю его.
– А я во что переоденусь? – спросил я.
Агафья Ефимовна смерила меня взглядом, и я засмущался – на мне были одни трусы.
– Я думаю, – протянула Агафья Ефимовна, – у тебя проблемы с тем, во что переодеться, не будет. Вынесешь воду и сходи за своей одеждой.
Я кивнул и, подхватив таз, аккуратно понёс его к забору.
Уже было совсем светло. Солнце встало. Птицы заливались, я аж заслушался… и едва не запнулся и не опрокинул воду на себя. Но тело среагировало раньше, чем я успел осознать. Вода колыхнулась в тазу, но я успел поймать тазом капли, которые хотели выплеснуться. Почти все. На меня не попало. Тоже почти. Ну как почти?.. Хорошо так плеснуло.
Аккуратно вылив воду под забор и перевернув таз, всё, как сказала Агафья Ефимовна, я бегом отправился в спальню. Нужно было взять не только одежду, но и полотенце, чтобы обтереться.
Когда я зашёл в нашу спальню, то сразу увидел, что на своём месте нет Мишки. Парня из тройки Николая. Я сразу же вспомнил подслушанный ненароком разговор про оберег из берёзового бруска, испачканного моей кровью.
Внутри что-то взметнулось, что-то чёрное…
«Может, человек в туалет пошёл», – уговаривал я сам себя и сам себе не верил.
Прихватив полотенце и обтираясь на ходу, я отправился его искать. В душевую, конечно, заглянул в первую очередь. Мишки там не было. Оставалось понять: где он есть?
Сказать, что я разозлился, это ничего не сказать. Мало того, что не состоялся урок по бесконтактному бою, так ещё и этот явно что-то задумал!
Во мне словно проснулся зверь. Я повёл носом и понял, куда нужно идти – в учебную комнату. Я почуял: именно там Мишка держит в руках пропитанную моей кровью дощечку. Запах был раздражающий. Кровь. Моя. К ней примешивался страх. Мишкин. Мишка боялся, что его обнаружат. Правильно боялся.
Этот запах, запах страха… он пьянил.
Всё ещё сжимая в руках полотенце, я рванул в учебную комнату. Я упивался запахом страха, предвкушая пир.
Когда я влетел в учебную комнату, Мишка был там. Ковырял металлом то, где была моя кровь. Металл – это плохо. Брось металл!
Мишка вскочил и попятился.
– Ты чего? – спросил он и побледнел. И начал оправдываться: – Я это… не успел сделать на занятии…
О, как застучало его сердце, разгоняя кровь. Его кровь.
– Что с тобой? – его голос стал тихим. – Ты чего?
У меня всё плыло перед глазами.
– Я не хотел, – начал оправдываться Мишка.
И я шагнул к нему.
– Да забери, оно мне не нужно! Я просто пошутил! – в отчаянии закричал
