полицейские или пограничники были бы одеты в однообразную форму. Во-вторых, все четверо часовых были вооружены автоматами Калашникова, тогда как на вооружении солдат и полицейских этой страны (а спецназовцы об этом знали) было другое вооружение — частью американского, а частью израильского производства. Ну и, в-третьих, интуиция. Все четверо спецназовцев подспудно чувствовали, что перед ними бандиты. По их поведению, по выражению лиц, по движениям и еще по множеству едва уловимых нюансов.

Итак — спецназовцы и бандиты. Четыре на четыре. Расклад просто-таки идеальный. Тут главное, не сплоховать. Впрочем, сплоховать было мудрено, почти невозможно. Во-первых, часовые по-прежнему не понимали, кто это вышел из тоннеля и приближается к ним такой беспечной походкой. Скорее всего свои, потому что чужие по тоннелю не ходят… А во-вторых, обезвредить ничего не подозревающего противника, когда ты с ним один на один, — для любого спецназовца дело пустяковое. Это то же самое, что раздавить пальцами скорлупу грецкого ореха. Чуть сильнее сжал пальцы — и треснула скорлупа…

— Хэлло! — весело произнес Подкова универсальное слово, приветственно помахивая рукой.

Остальные спецназовцы не сказали ничего, они молча подняли руки в знак приветствия. Ну, а остальное было делом техники и сноровки. В ней было главным — одновременно подойти к жертвам. Каждому спецназовцу — к своей жертве. Что они и сделали. Несколько стремительных, коротких, точных движений — и все четверо часовых беззвучно рухнули наземь. Убитыми, впрочем, были трое, своего часового Цветок оставил в живых. Так было намечено заранее — спецназовцам мог понадобиться «язык». Поэтому свою жертву Цветок лишь оглушил.

— Всех прячем в тоннель! — скомандовал Подкова. — Живо!

Каждый из спецназовцев ухватил под мышки по одному телу и поволок в сторону входа в тоннель. И вдруг Червонец бросил тело наземь, сквозь зубы выругался, сдернул с плеча автомат и прицелился.

— Ты это чего? — спросил Цветок. — В кого целишься?

— Видишь — человек? — сквозь зубы проговорил Червонец, водя стволом автомата. — Убегает от нас в сторону поселка. Петляет, как заяц. Сейчас я его приземлю…

— Это же ребенок! — всмотревшись, сказал Цветок. — Мальчишка!

— Какая разница? — резко ответил Червонец, продолжая ловить убегающего мальчишку в оптический прицел. — Мальчишка, не мальчишка!.. Он все видел, а значит, донесет! А оно нам надо? Вот я его сейчас…

Он совсем уже был готов нажать на спусковой крючок, но за мгновение до того, как он это сделал, Цветок ударил рукой по стволу автомата. Выпущенная пуля угодила в камень в двух шагах от Червонца и Цветка, тонко взвизгнула и унеслась куда-то вдаль.

— Ты что? — оторопело спросил Червонец, взглянув на Цветка. В его глазах плескалась злоба. — Одурел, что ли?

— Он мальчишка, — спокойно ответил Цветок. — В детей стрелять нельзя.

— Он такой же бандит, как и эти! — Червонец кивнул в сторону неподвижных тел. — Он нас видел и донесет!

— В детей стрелять нельзя, — все тем же спокойным тоном повторил Цветок.

— Ах ты ж, деревенский бычок!.. — прорычал Червонец. — Вот я сейчас тебе все растолкую в подробностях!..

— Эй, вы там чего? — обернулся Подкова. — Ну-ка отставить! Что случилось?

— Сам расскажешь или это сделать мне? — вполголоса спросил Червонец: злоба все так же плескалась в его глазах.

— Сам, — буркнул Цветок и повернулся к Подкове: — Пацаненок от нас убегал. Мальчишка… А он, — Цветок кивнул в сторону Червонца, — хотел его застрелить. А я не позволил.

— Бандитский выкормыш, а не пацаненок! — почти выкрикнул Червонец. — Он видел, как мы уделали часовых! Оттого и удирал! Теперь донесет.

— Угу, — в раздумье проговорил Подкова. — Должно быть, и вправду донесет… А только мы не душегубы. Мы не стреляем в детей. Или, может, ты этого не знал?

— Да знаю… — нехотя проговорил Червонец.

— А тогда остынь! — жестким голосом произнес Подкова. — И бегом к Маугли и остальным. Доложи им, что почем. Пусть там поскорее решают. Марш!

Червонец забросил автомат на плечо и побежал в глубь тоннеля.

— Пацаненок, говоришь? — спросил Подкова, внимательно глядя на Цветка.

Цветок молча кивнул.

— Вот и ладно, — вздохнул Подкова. — Все, берем наших покойников и волочем их в тоннель! Без промедлений! Цветок, ты поволочешь двоих — мертвого и живого! Осилишь?

Цветок ничего не ответил, подошел к двум неподвижным телам, подхватил их под мышки и, напрягаясь, потащил в сторону тоннеля. Пока он тащил, находившийся без сознания бандит пришел в себя и застонал. Цветок остановился, посмотрел на ожившего бандита и встретился с ним взглядом. В глазах бандита угадывалась боль, а кроме нее — страх и ненависть. Что было в глазах Цветка, того сам Цветок не знал, но, видимо, все же было нечто такое, что заставило ожившего бандита отвести глаза.

— Что, ожил? — спросил Подкова. — А вот сейчас ты дотащишь его до тоннеля, и там мы его допросим!

— А ты что же, знаешь их язык? — отозвался издали Казак.

— Обойдусь и без филологии! — хмыкнул Подкова. — Как-нибудь справлюсь…

И действительно справился. Оказавшись в тоннеле (а в нем совсем уже было светло), он подошел к полулежащему бандиту, присел рядом и с силой несколько раз ударил его по щекам. От удара бандит несколько раз дернулся и посмотрел на Подкову злобным, вполне осмысленным взглядом.

— Вижу, оклемался, — ухмыльнулся Подкова. — А коль так, отвечай. Кара Делик? — спросил он, указывая рукой в сторону выхода из тоннеля. — Я спрашиваю — Кара Делик?

Бандит угрюмо кивнул.

— Вот и хорошо, — проворчал Подкова. — Значит, предмет нашего поиска где-то поблизости…

Он занес руку, словно еще раз собираясь ударить бандита по щекам. Бандит испуганно отпрянул.

— Ладно, не буду, — сказал Подкова, усмехаясь. — Но и ты тоже веди себя по-джентльменски.

Он ткнул пальцем в грудь бандита, затем вопросительным жестом указал в сторону выхода из тоннеля. Это могло означать лишь одно, а именно — есть ли поблизости, кроме самого пленного, другие бандиты.

— Эвэт, — нехотя произнес пленный бандит.

— Говорит, что да, — сказал Подкова. — Кара Делик?

— Эвэт, — повторил бандит.

— Сколько? — Подкова растопырил пальцы рук и стал делать вид, будто их считает. — Ну? — И Подкова замахнулся рукой.

— Элли, — ответил пленный, со злобой глядя на Подкову.

— Элли, элли… — пробормотал Подкова. — Хотел бы я знать, что это значит…

— Кажется, пятьдесят, — сказал Казак.

— Ну да? — не поверил Подкова. — А ты откуда знаешь?

— Соседи у нас в детстве были татары, — сказал Подкова. — Выучили меня некоторым татарским словам. По-татарски элли — это пятьдесят. Наверно, и по-здешнему тоже. Языки-то вроде похожи…

— Ну, пускай будет так, — согласился Подкова. — Значит, элли… Если этот басурман не соврал, то и хорошо: арифметика более-менее подходящая. Шестнадцать — против пятидесяти. Слышь, басурман, а ты не обманываешь? А то гляди