Разговор-то забылся, а вот мечта Василия не забывалась. Более того, она приобретала вполне практические черты. Втайне от Ксении, а заодно и от родителей, потому что они также были на стороне Ксении, Василий однажды наведался в районный военкомат: так, мол, и так, желаю быть спецназовцем и что мне для этого нужно сделать? К его немалому удивлению, в военкомате серьезно отнеслись к таким его словам и ничего не сказали ни о том, что он деревенский увалень, ни о его деревенской физиономии. Наоборот, ему все подробно объяснили, подсказали, с чего начать и в какие инстанции, помимо военкомата, еще обратиться. Василий так и сделал. Так вот и начался долгий и, как потом оказалось, невообразимо трудный путь, который в итоге привел Василия туда, куда он так стремился, — то есть в спецназ.

«Вот видишь, а ты надо мной насмехалась! — сказал он Ксении. — Берут меня в спецназ! Вот допустили до испытаний. Ох, и трудные же испытания, скажу я тебе! Но ничего, уж я-то их выдержу! Вот увидишь!»

«А как же я?» — спросила Ксения.

«А что ты? — Василий даже опешил от такого вопроса. — А ты жди меня. Выдержу испытания, зачислят меня в спецназ, вернусь, тогда и поженимся! Ну, разве это плохо — муж-спецназовец? Никто к тебе не пристанет, узнав, кто у тебя муж!»

«Что ж, иди в свой спецназ, коль тебе так хочется, — вздохнула Ксения. — А что будет дальше — увидим…»

А дальше были те самые испытания. Причем длились они гораздо дольше, чем Василий рассчитывал. Но это бы ничего. Беда была в другом. Оказалось, что база, где Василий вместе с другими претендентами сдавал экзамены на право называться спецназовцем, была засекреченной. То есть адреса в привычном смысле у нее не имелось, а значит, и письма получать было нельзя.

«Это ничего, потерпите! — говорил курсантам кто-то из командиров. — Что письма! Если вы станете настоящими спецназовцами, то и жениться вам будет проблематично! Так что будьте к тому готовы!»

«Это почему же так?» — спросил Василий.

«А вот поживешь и увидишь, почему», — загадочно ответил командир.

Так оно, в общем, и случилось. После того как Василий успешно выдержал все вступительные испытания и был зачислен в отряд спецназа ГРУ, ему дали краткосрочный отпуск. Нужно было съездить домой и уладить кое-какие формальности. Формальности эти были обязательными и строгими. В частности, никто из родных и близких не должен был знать, что Василий Лютиков отныне боец спецназа ГРУ. Даже отец с матерью, даже невеста Ксения.

С родителями все разрешилось более-менее просто.

«Я нашел хорошую работу и через три дня уезжаю», — сказал Василий родителям. На вопрос, что же это за работа и когда он вернется, Василий ответил что-то не вполне вразумительное — сейчас он уже и не помнил, что именно.

«Что ж, — вздохнули родители, — если тебе надо, то поезжай. Твою жизнь за тебя не проживет никто».

А вот Ксения Василию не поверила.

«Врешь ты все! — сказала она. — Какая я тебе невеста? Теперь твоя невеста — спецназ. Что ж, коль уж ты так решил, то что мне остается делать? Попрощаемся, да и все…»

«Почему же попрощаемся? — пытался возразить Василий. — Давай поженимся! Завтра же! И будем мужем и женой!»

«А послезавтра ты от меня уедешь», — горько усмехнулась Ксения.

«Да, — кивнул Василий. — Уеду. Понимаешь, так надо…»

«Вот то-то и оно — так тебе надо, — сказала Ксения. — Уедешь… И неизвестно, когда вернешься. Да и вернешься ли вообще? Не хочу… Не хочу быть то ли мужней женой, то ли вдовой. Не хочу тебя ждать, не зная, дождусь ли. Прощай».

И они расстались. Можно даже сказать, что тем самым Василий Лютиков утратил не только свою невесту Ксению, но и собственное имя с фамилией. Из Василия Лютикова он превратился в бойца спецназа с позывным Цветок.

Он не держал зла на Ксению. Наоборот, он вспоминал о ней с теплотой и нежностью. Хотя такая нежность и теплота саднили душу. И эту его душевную угнетенность однажды заметил его командир Эфес.

«Ты это чего? — спросил он. — Отчего маешься? Только не говори, что с тобой все в порядке. Меня, старого волка, не проведешь. Ну выкладывай…»

И Цветок все рассказал своему командиру. Он думал, что Эфес устроит ему выволочку и даже, может быть, отчислит из отряда, но ничего такого не случилось. Эфес лишь потрепал Цветка по плечу, вздохнул и сказал:

«Оно, конечно, больно… Но ведь кому-то надо служить в спецназе! Надо или не надо?»

«Наверно, надо», — вздохнул Цветок.

«Вот видишь — надо, — тоже вздохнул Эфес. — А кому же, если не нам с тобой?»

На том, собственно, их разговор и закончился. Простецкий это был разговор, бесхитростный, но, несмотря на это, после него Цветку стало легче. Нет, он по-прежнему вспоминал Ксению, но уже почти без душевной надсады, а легко и как-то по-особенному светло.

…Подкова, который шел первым, неожиданно остановился, причем так резко, что шедший сзади Червонец чуть не натолкнулся на него.

— Ты это чего тормозишь, не включая задние габариты? — спросил он. — Что случилось?

— Глянь, что ты видишь впереди? — спросил Подкова. — Казак и Цветок, вы тоже присмотритесь!

— Оба-на! — присвистнул Червонец, присмотревшись. — Сдается мне, свет в конце тоннеля! Кажется, наше подземное путешествие близится к концу!

— Казак, вернись к ребятам и доложи Маугли, — сказал Подкова. — А мы тут пока понаблюдаем…

Идти обратно к основной группе было недолго — всего каких-то двадцать шагов. Вскоре Казак вернулся вместе с Маугли.

— Не померещилось? — спросил Маугли.

— А ты присмотрись сам, — сказал Подкова.

— В самом деле свет, — сказал Маугли. — Такое впечатление, будто выбивается из-за угла и рассеивается по стенам… А поскольку он не мигает, не гаснет, не вращается и вообще никак не движется, то, значит, это не фонарь и не прожектор… Скорее всего, и впрямь конец тоннеля. Подкова, как ты думаешь, сколько до него метров?

— Надо бы разведать, — сказал Подкова.

— И я так думаю, — согласился Маугли. — Цветок, Червонец, вам задание понятно?

— Так точно, — ответили одновременно Червонец и Цветок.

— Тогда — вперед, — дал команду Маугли. — А мы подождем…

Цветок и Червонец, взяв автоматы на изготовку, двинулись в сторону рассеянного света. Фонари они не включали, так как издали их могли заметить, а двигались в полной темноте, касаясь руками стен. Цветок двигался вдоль левой стены, Червонец — вдоль правой. Ступали они осторожно — звуки шагов также не должны были слышаться. Ну и, понятно, между собой они не разговаривали