Да Шань кивнул и отлепился от повозки, но пошёл не к передней её части на своё привычное место, а к высоким стеблям бамбука. Подойдя к молодому стеблю с сочными зелёными листьями, он снял с плеча серую птицу, посадил её на развилку между стеблем и листом, а потом развернулся и, не оборачиваясь, пошёл к повозке. Бай Сюинь перевела растерянный взгляд с птицы, которая, внезапно лишившись привычного насеста в виде плеча, возмущённо запищала, на человека, который, не выдав ни единой эмоции, шёл к своему месту возницы, явно намереваясь уехать. Шао Цинмэй не обращала на это внимания, Да Шань уходил, птица пищала, и с каждым этим высоким надрывным звуком, казалось, что-то внутри Бай Сюинь покрывается трещинами, вот-вот грозясь разбиться. Внезапно птица подпрыгнула, вспорхнула и, пролетев разделяющее их расстояние, приземлилась на голову Да Шаню, тут же начав там привычно обустраиваться. На его лице не дрогнул ни один мускул, он просто снял птицу с головы и посадил обратно на бамбуковый стебель. Птица была не согласна и вспорхнула снова, Да Шань снова вернул её на прежнее место. Это повторялось несколько раз, после чего маленькая серая птица издала протяжный жалостливый писк. Да Шань сел на своё место спереди повозки и взял в руки вожжи.

— Старейшина Бай, — мягко напомнила Шао Цинмэй, — нам надо ехать.

— Подождите, — повернулась к ней Бай Сюинь. — Но птица. Её нельзя просто взять и оставить здесь.

— Почему? — искренне удивилась Шао Цинмэй. — У птицы было сломано крыло, Да Шань её вылечил, теперь она может летать — вы и сами видели. Сейчас весна и корм будет найти не сложно. Место этой птицы в дикой природе, поэтому Да Шань её отпустил.

— Отпустил? — не верила своим ушам Бай Сюинь. — Отпустил⁈

— Старейшина Бай… — растерялась Шао Цинмэй, не понимая, что вызвало гнев старейшины.

— Это называется бросил! — Бай Сюинь сжала кулаки. — Сначала приручил, привязал к себе, а потом бросил!

Серая птица с пёстрыми перьями издала ещё один протяжный писк, а затем вспорхнула и улетела вглубь бамбуковой рощи.

— Видите, она улетела, — неловко улыбнулась Шао Цинмэй. — Это же бамбуковая камышовка, теперь она сможет найти новый дом. Сможет быть свободной.

— Свободной… — тихо повторила Бай Сюинь, — а она хотела быть свободной? Хотела жить вдали от того, кто её спас?

— Это же просто птица… — растерялась Шао Цинмэй.

Старейшина Бай опустила взгляд и прошла мимо неё, а затем забралась в повозку. Шао Цинмэй прикусила губу и с тяжким вздохом двинулась следом. Она понятия не имела, что происходит в голове старейшины Бай.

Да Шань, сжимавший вожжи до побелевших пальцев, взмахнул ими, и лошади пустились вскачь, неся путников дальше на север. Он хмуро смотрел вперёд, стараясь не обращать внимания на головную боль, пронзающую его разум, словно раскалённое железо. Перед его глазами вспыхивали какие-то образы из прошлого и исчезали до того, как он мог их распознать. Чьё-то лицо. Улыбка. Руки с тонкими бледными пальцами. Две рыбы в пруду. Тонкий цветочный запах. Красная отметка полумесяца на лбу. Пылающий огонь вокруг. Запах горелого мяса. Женщина в цепях с искажённым от страха и ненависти лицом. Крики. Плач.

Да Шань медленно дышал, пытаясь унять боль, что выворачивала его внутренности. Вдох. Выдох. Лошади скакали, взметая пыль, зелёные пейзажи по бокам походили один на другой. Выход. Вдох. Упругие вожжи в загрубевших ладонях. Да Шань медленно возвращался в реальность, и боль отступала. Каждый раз, когда он пытался вспомнить прошлое, его голову пронзала боль, словно раскалённую иглу воткнули промеж глаз. Но иногда видения и боль захлёстывали его безо всяких усилий с его стороны. Просто как реакция на какие-то внешние события. Или людей. Или их слова.

«Это называется бросил!»

Что-то далёкое из прошлого тянуло свои руки, угрожая разорвать, растоптать, сломить, обрушить такую волну боли, какую он был не в состоянии вынести.

Вдох. Выдох.

Привычным усилием он вернулся в реальность, заперев в недрах своего разума всю боль и хаотичные обрывки воспоминаний. Жить без памяти лучше. Проще. Безопаснее.

В его прошлом случилось что-то плохое. Настолько плохое, что его разум не смог этого вынести и предпочёл всё забыть. Где-то там была запечатана вся память о его прошлом, но Да Шань не знал, как её вытащить наружу. Любые попытки докопаться до сути приводили лишь к головной боли и разочарованию. Он не хотел жить, даже не зная, кто он такой, но и боялся того, что может вспомнить.

Он знал, что надо уметь отпускать. Если бы он только мог отпустить.

Да Шань взмахнул вожжами, и лошади пустились в галоп.

До самого прибытия в город старейшина Бай не проронила ни звука. Шао Цинмэй нервно теребила кисточку на поясе и была рада, когда они, наконец, прибыли в город. Отправив лошадей в конюшни, путники быстро поужинали и разошлись по гостиничным комнатам. До ордена Ледяной Звезды оставалось два дня пути.

В небольшом саду возле пруда с лотосами металась девушка. Её волосы были растрёпаны, а по щекам текли слёзы.

— Молодая госпожа, пожалуйста, успокойтесь! — служанка пыталась сдержать её.

— Где он? Прошло уже три дня, он должен был вернуться! Что-то случилось! Я должна найти его!

— Молодая госпожа…

— Ты сказала, что он поехал в большой город, но он должен был уже вернуться, так где же он? Отвечай!

— Молодая госпожа, вы выходите замуж! — служанка схватила её за руку. — Чан Ян просто не мог на это смотреть, вы должны понять!

— Нет, нет, нет! — Бай Сюинь металась по саду. — Он не мог меня бросить, не мог уйти, не так. Он не такой человек. Что-то случилось!

— Да, случилось, — раздался холодный голос и Бай Сюинь, повернувшись, увидела красивую женщину в изысканной одежде.